— Ну, что ж, молчать, так молчать, — как-то безразлично молвил следователь. — Вы уже и так достаточно наговорили. А все остальное мы и так знаем. Знаем, что билет для вас на нашей станции покупал ваш товарищ Иван Пронцив. Именно с этим билетом вы в воскресение на утренний поезд садились. Свидетельские показания у нас имеются. Вот только нам еще не совсем ясно, сами ли вы обрез где-то достали, или вам его дал капитан милиции Пронцив И.П…
— Не давал мне Иво никакого обреза!
— Не давал, значит… А к какому Нику вы от меня звонили?
— Ни к какому! К совсем другому! У меня много Ников и Ивов в друзьях водится.
— Да мы все уже проверили. И Ника вашего проверили, и Иво. Кстати, и обрез в его машине нашли. И отпечатки пальцев с него сняли. И ваши, и вашего друга Иво, то есть — Ивана. Теперь вопрос стоит так: лично ли вам, Скребков, или гражданину Пронциву понадобилось Василия Степанчука убивать? Чтобы знать точно, что вы, Скребков, только исполнитель, или и заказчик тоже.
— Да какой я заказчик? Это все — они…
— Кто, они?
— Не скажу! А вы почему меня не защищаете? — к адвокату. — Мне тут убийство нахально шьют, а вы — ни слова в мою защиту!
— Так вы уже достаточно на себя наговорили. Лично мне уже все ясно. Следователю, думаю, тоже. А что касается вашей защиты, то мы сможем потом сам на сам поговорить. Конечно, если вы того пожелаете…
— Не пожелаю! Мне друзья адвоката наймут!
Семен Петрович криво улыбнулся:
— Думаю, что некоторым из ваших друзей и самим теперь адвокаты понадобятся. Один из них вам обрез дал? Дал. Он же и стрелять учил? Скорее всего, именно он. По мишеням… Другие ваши друзья о подготовке преступления, скорее всего, знали. Знали, но правоохранительные органы о том не предупредили. Значит, теперь каждый из них тоже под статьей ходит. Вот только под одной ли? Так что, Скребков, вряд ли им теперь до вас. Не будет вам другого адвоката, кроме меня. Друзьям вашим теперь бы свои личные дела утрясти.
Глава 30
Клуб клинобородых развалился, как карточный домик. Даже, без особенных усилий извне.
Пронцив долго не упирался. Тем более, что именно в его машине нашли обрез охотничьего ружья шестнадцатого калибра. Экспертиза неопровержимо доказала, что именно из этого обреза и был произведен роковой выстрел в Василия Степанчука. И отпечатки пальцев на обрезе были обнаружены. И самого Пронцива, и Скребкова. Почему не спрятал обрез? Он даже сам себе не мог ответить на этот вопрос. Пожалел, наверное? Или считал, что для других дел еще понадобится?…
Прощаться с привычным образом жизни Пронциву не хотелось. Вернее, он четко давал себе отчет в том, что в милиции ему больше не служить и что тюремной баланды, скорее всего, поесть придется. Но упирался и отпирался, как только мог. Вернее, насколько умишки у него хватало.
Ну почему? Почему именно он, и почему только он, должен отвечать за все то, что решали ВСЕ клинобородые? А они сами и дальше будут по ресторанам зависать, да девок по дачам таскать? Снова и снова будут друг другу продвижение на более теплые места под солнцем устраивать? А он, Иво, который для ВСЕХ старался и который им ВСЕМ во всем содействовал, вынужден будет на небо в клеточку смотреть? Нет! Виновны ВСЕ! Потому, пусть ВСЕ и отвечают! И, в первую очередь, сам Гарик! Тоже мне, пуп земли! Двух предложений сам грамотно написать не может! А еще этот козел Николя… Бабу, видишь ли, трахнуть ему захотелось…
Гарик не признавался ни в чем. Какой Гарик? Какой клуб? Какие клинобородые??? Он — Игорь Николаевич Голобля. Ученый-историк. Исторической наукой серьезно занимается. Имеет несколько печатных трудов. Докторскую диссертацию готовит. Да, ему лично очень нравится бородка клинышком. Ведь это теперь модно! Так почему бы ему и не завести себе такую бородку?
Знает ли он Николая Скребкова? Что-то смутно припоминается. Кажется, в студенческие годы встречались несколько раз. Это ведь студенчество! Ветер и в голове, и в карманах гуляет. Вот и ходил изредка по барам. Не в ущерб ведь науке. И стипендию, повышенную, кстати, всегда получал, и родители, спасибо им, деньжатами не обделяли. Кто же в молодые годы погулять не хочет? Но всегда — в норме. В пределах предписаний общественной морали!
Кузьмак… Гаевой… Пронцив… Нет! Таких что-то не припоминаю. Хотя… Вполне возможно, что в те же студенческие годы где-то и пересекались… Что? Они называют себя клинобородыми? Так это — их личные дела. И прихоти тоже их личные. Как хотят, так себя и называют. Лично ему, Игорю Николаевичу, от того — ни жарко, ни холодно. Само же слово «клинобородый», между прочим, в словаре имеется. Любой вычитать может. И любому так себя назвать не возбраняется. Я вот, к примеру, бородку такую ношу, а вот клинобородым себя никогда не называл. Даже мысленно.
— Я ведь себя так не называю. Ношу бородку, которая мне нравится. Считаю, что ученому бородка очень даже к лицу. А клинобородая она, или козлобородая, то мне безразлично. Не бородка моя определяет, какой я ученый, а мои исторические исследования.
Папан Гарика тоже не сидел, сложа руки. Где только сумел, там и нажал. Мажор даже свидетелем на суде не выступал. От всего открестился. А показания всех остальных клинобородых ушлые адвокаты выдали за обычную клевету…
Иво, он же Иван Петрович Пронцив, топил всех: и Гарика, и Ника, и Вольдемара, и Жеку, и Пита. Особенно же досталось от него Николя-Скребкову.
— Да это же только из-за этого козла-Скребкова наш чудесный Клуб теперь распадается! Как красиво все было задумано! Как у нас все чудесно получалось! Хотя в головах и не густо, но каждый из нас совсем не хило в этой жизни пристроился. Потому, что помогали друг другу. Вернее, откровенно свинячили всем, кто мог кому-то из клинобородых хоть в чем-то дорогу перейти. И врали всем внаглую, и избивали, и под криминал подводили… А своих — расхваливали, и любыми способами вверх подпихивали. Чтобы каждый из нас над серым миром возвыситься смог. Чтобы с годами настоящим хозяином жизни стал, а не червяком бесхребетным. Именно Гарик у нас идеологом был. Его личные планы мы в жизнь проводили. А теперь он и нам всем насвинячил. Знать, мол, нас не знает. Использовал нас только. Как бумагу туалетную…
Помощник областного прокурора Кузьмак, допрошенный впервые в качестве свидетеля, сначала только брызгался слюной и угрожал следователю всеми возможными карами — и земными, и небесными. Даже на подземные намекал.
Но когда его личным «взносом» в дела клинобородых заинтересовались работники соответственного управления Генеральной прокуратуры Украины, апломб Николая Яковлевича упал до нулевой отметки. В конечном результате он был несказанно рад тому, что обошлось только утратой собственных погон и, соответственно, денежной должности. Ну, не повезло в прокуратуре, так не на луну же выть. Зацепится где-то. Ведь тепленьких местечек в нашей стране еще немало. И людишки, лично ему за что-то благодарные, имеются. Где-то, но возьмут неудавшегося прокурора. Не всем же знать, за что именно его со службы поперли…
