– Долгий путь нам пришлось проделать, правда, Во? – говорит она керамическому контейнеру. – Но обернешься – глядь, а ведь за один миг жизнь пролетела.
Чайка ныряет к ней, что-то крича, – может, спрашивает о чем-то?
Они отказывались кремировать его – потому что кремация на Континенте считается ересью. Но Шара отказалась хоронить его в семейном склепе Вотровых – нельзя, чтобы он упокоился рядом с людьми, которые превратили его жизнь в ад. И она забрала его с собой. А все, что от него осталось после визита в кремационную печь, собрали в маленький контейнер – и теперь Во свободен от боли, памяти и мучений, которым его подвергли его страна и его бог.
Она не будет плакать. Она так решила. И потом – над чем тут плакать? Что случилось, то случилось.
– Родовые муки, – говорит она вслух. – Вот чем были наши жизни, правда? Колеса времени проворачиваются и лязгают, и так рождается новая эпоха.
По щекам бьет холодный ветер.
– Но рождению предшествует боль. Мучительные схватки. К несчастью, это все случилось с нами, но…
Капитан кричит, что они подошли близко к нужной точке.
– …бабочке нужно покинуть куколку…
И она принимается отворачивать крышку. Сердце бьется чаще.
– …и позабыть, что когда-то она была гусеницей.
Чайки издают новый жалобный крик.
Она переворачивает контейнер, оттуда темными извивами выпадает пепел, ветер растрепывает серую тучку, и та оседает на гладкую полосу воды, которую оставляет за собой корабль.
Она выбрасывает контейнер за борт. Тот практически мгновенно погружается в темные волны.
Она смотрит на волны. Интересно, что они знают? Что они помнят?
«Проходит время, и все замолкают – и люди, и вещи, – думает она. – Но я буду говорить о вас и за вас, за всех вас. Все то время, что мне отпущено».
А потом она разворачивается и идет на нос корабля – смотреть, как плывет по небу солнце, как бьются под ветром блестящие новые волны. И ждать, когда впереди покажутся родные берега.
