— Не сходи с ума. В том толстяке не больше зловещего, чем, скажем, в ручке от чайника. Забудь о нем. Ведь если ты уронишь чайник, потому что сломалась ручка, и ошпаришься, то винить ты можешь только саму себя, а не бедный предмет. Толстяк абсолютно не виноват, что твой муж — растяпа и потерял бумажник, а сама ты неуравновешенная особа, из-за чего попадаешь в переделки. И к твоей тяге вмешиваться в чужую жизнь толстяк не причастен. У тебя всегда бывали неприятности из-за твоих выходок, а не только тогда, когда рядом ошиваются граждане с избыточным весом.
Я так убедительно говорила, что сама себя смогла уверить в безвредности толстяка. И потому ехала с относительно спокойным сердцем. За окнами вагона была уже глухая ночь. В кромешной тьме мелькали лишь одинокие фонари, освещавшие ничтожно малую площадь. И иногда для разнообразия перед глазами проносились станции и платформы. Поезд шел без остановок, и необходимости высматривать на платформах нашу четверку не возникало.
Я расслабилась и, предложив Наташе самой приглядывать за дверью, погрузилась в сладкую дремоту. Только смежила веки и увидела первый сон, как поезд заскрипел всеми своими частями и железяками и решительно начал замедлять ход. Впереди вырисовывалась хорошо освещенная платформа со множеством огней за ней.
— Удельная, — сообщила мне Наташа, прочтя вывеску.
Не стоит и говорить о том, что наша бравая четверка вышла именно здесь, а не поехала до Финляндского вокзала, чем Наташа осталась недовольна.
— Не могли доехать до Финбана, — надулась она. — Какое коварство с их стороны. Ведь мы хотели ждать их на Финляндском. Хороши бы мы были, если б караулили их там. Прождали бы их час, два, четыре, замерзли, переволновались, а они вышли б на Удельной и в ус не дули. Какой эгоизм!
— Не думаю, что они разделяют наши тревоги. Скорее всего они вышли здесь лишь для того, чтобы избежать незапланированной встречи с нами и возможной слежки или просто потому, что им удобнее сесть на метро «Удельная», а не на Площади Ленина.
Я оказалась права. Все четверо припустили бешеным аллюром, чем вконец обозлили меня и Наташу. Мало того, они вдобавок еще и разбежались в разные стороны поодиночке так стремительно, что на обсуждение, кто за кем побежит, у нас с Наташей времени не хватило. И как-то так получилось, что мне достался Амелин, а кто Наташе, я не заметила. Надеюсь, кто-нибудь менее проворный, чем доставшийся мне Амелин.
Такого верткого типа я в жизни не встречала. Он умудрялся протискиваться в почти незаметные свободные пространства между пешеходами и автомобилями. Нырял чуть ли не под колеса автобусов и перепрыгивал через невысокие ограды и перила. Я вконец измучилась и запыхалась, стараясь не отстать от заданного им темпа. При этом должна была соблюдать хоть какую-то конспирацию, потому что этот мерзавец взял себе за правило оглядываться назад через каждые 20–30 шагов.
Погоню за Амелиным приятной прогулкой я не назвала бы, но на улице было еще туда-сюда. А когда мы спустились в метро, Амелин взял прямо-таки убийственный темп.
Я не могу пожаловаться на свою физическую форму. По утрам делаю гимнастику, играю в теннис, иногда бегаю по вечерам, но сейчас я находилась на пределе своих сил. Ноги у Амелина были раза в два длиннее моих, и там, где он делал два шага, я была должна сделать три-четыре. В довершение ко всему в метро было чудовищно светло.
Спускаясь на всех парах по эскалатору и рискуя на каждом шагу сломать себе шею, я просто чудом углядела, как Амелин встал к поручню эскалатора, заняв ранее пустующее место, и оглядывается назад, высматривая погоню. Думает, что такой хитрый, что сможет меня обмануть, но не тут-то было. Решительно наплевав на все правила поведения на эскалаторе и на то, что обо мне могут подумать окружающие, я согнулась в три погибели и продолжала спускаться в таком положении. Через четыре ступеньки сердобольные граждане уступили мне место у поручня, и я плюхнулась на ступеньку, благословляя посланную мне передышку. Высовываться не осмеливалась и только тихо надеялась, что Амелин тоже выдохся.
Доехав до самого низа, я увидела знакомую долговязую и белобрысую фигуру, которая уже почти совсем исчезала в дверях вагона. Я тоже кинулась к поезду, который принял в свое нутро Петю и который по-джентльменски задержал свое отправление, чтобы мне удалось запрыгнуть в соседний вагон, где мне прищемило закрывающимися дверьми ногу, но на такой пустяк я и внимания не обратила.
К моему великому удивлению, вагон был набит битком. Для времени близко к полуночи такое обилие людей на улицах и в метро было загадкой, которая быстро разрешилась. Мне стоило только спросить у попутчика, который сейчас, собственно, час. Выяснилось, что сейчас еще совсем не поздно. Всего начало десятого вечера. Мне-то казалось, что мы провели в скитаниях по притонам целую вечность. Но нормальный мир жил по своему времени, и прошло его не так уж и много. Если бы я сидела с книжкой в кресле у себя дома, то я бы и не заметила пролетающих часов и в положенное время преспокойно пообедала, потом поужинала и отправилась в постель. В моем положении подобные мысли были сродни несбыточным мечтаниям, и я загнала их поглубже в подсознание. У меня были дела поважнее, чем грезы о комфорте, которым в ближайшее время все равно не суждено было осуществиться.
На каждой остановке приходилось бороться с человеческим потоком, норовившим вынести меня на платформу, а так как Амелин, чья голова виднелась сквозь стекла в дверях вагона, не выказывал желания выйти, то я энергично сопротивлялась попыткам выпихнуть меня из поезда и тем самым лишить Амелина моего внимания, о котором, я надеюсь, он и не подозревал.
Конечно, для пересадки Амелин выбрал Технологический институт, где и в дневное время не протолкнуться, а нынешним вечером было просто столпотворение. До сих пор не понимаю, как мне удалось не потерять его в толпе, окружавшей меня, но факт остается фактом. Я следовала за ним по пятам, не теряя его из виду ни на минуту. Мне удалось посадить его на поезд в сторону проспекта Ветеранов и сесть на него самой. Но сразу после того, как мы миновали «Балтийскую», количество пассажиров в вагонах катастрофически уменьшилось. Теперь меня в любой момент могли обнаружить. Пришлось отдалиться от Амелина еще на пару вагонов, чтобы его рассеянно блуждающий по своему вагону взгляд не забрел случайно и в соседний, где он смог бы заметить меня.
Первое подозрение промелькнуло у меня в тот момент, когда Амелин вышел на той же станции, на которой я и сама вышла бы с удовольствием, если бы собиралась домой. Но я еще не поняла толком всей глубины коварства Амелина и добросовестно продолжала вести наблюдение за ним. По странной случайности Амелин направился в сторону моего дома, хотя ему на выбор предлагалось еще четыре альтернативных направления. Мне оставалось уповать только на то, что мы с ним просто соседи по микрорайону.
«Я не могу знать всех, кто живет в соседних домах, — утешала я себя. — И возможно, он недавно переехал сюда или всего лишь идет в гости к друзьям или родственникам».
Амелин разрушил мои предположения, зайдя точнехонько в мое парадное. Не иначе как ко мне. К кому же он может заглянуть на огонек? Эту проблему стоило хорошенько обмозговать. В третий раз вламываться ко мне он не станет. Даже такому дураку должно хватить двух раз, чтобы найти все его интересующее. Но тем не менее он здесь. Поэтому напрашивается несколько причин того, почему он здесь.
