Вечером того же дня в половине двенадцатого ночи мы с Наташкой нарезали круги вокруг Гостиного двора и вяло переругивались хриплыми от бесконечных перепалок голосами. Время тянулось бесконечно. Мы уже обошли Гостиный немыслимое количество раз, а все из-за меня. Это я настаивала на том, чтобы приехать пораньше и ничего не пропустить. И теперь горько сожалела о своей торопливости, потому что мне тоже надоело ходить без толку, слушать упреки Наташи, грызть самое себя и вспоминать сегодняшний день.
Время от неожиданной встречи в метро до теперешнего момента мы провели в дебатах, касающихся того, ехать ли в назначенное место, а если ехать, то рассказывать ли об этом кому-нибудь, а если рассказывать, то кому? Милиции или родным? Ни на один из волнующих нас вопросов точного ответа мы не знали и, сколько ни искали, так и не нашли. Но после продолжительных и изнурительных споров пришли к выводу, никому ни о чем не рассказывая, поехать в назначенное время на назначенное свидание. И тут же сделали наоборот. Позвонили Степанову и, не дав ему вставить ни одного слова, сообщили все сведения, полученные нами сегодня от Амелина и Аси. Степанов был так ошарашен, что в частном доме, от которого он вчера чуть было не отмахнулся, лежит куча оружия, что не обратил внимания на частности и не посоветовал нам ничего относительно того, как действовать дальше. Он только велел нам сидеть смирно дома и пообещал, что за нами заедут.
Через четверть часа за нами заехал сам Степанов с еще тремя парнями без формы. Один из них был нам знаком, а двое других — новенькие и обращались с нами без всякого уважения. Приехали они на битой-перебитой «шестерке», которая не имела других примет, кроме своей помятости. Окрашена машина была когда-то давно в бежевый цвет, но под влиянием атмосферных осадков и времени приобрела грязно-серый оттенок, который был идеален для камуфляжа. Но, несмотря на свою неказистость, машина летела быстрее птицы.
По пути за нами пристроилась еще одна машина. Тоже «шестерка», только зеленая и покрытая толстым слоем снега вперемешку с грязью. Так как никто из сидящих в нашей машине, кроме нас с Наташей, не заволновался при виде «хвоста», мы тоже решили не вылезать с замечаниями, решив каждая про себя, что милиции все-таки виднее.
В Озерках мы с Наташей чисто случайно наткнулись на искомый дом, так как при свете дня и в хорошую погоду ориентиры неузнаваемо изменились и указывали совсем не на то, на что им полагалось бы указывать, по нашему мнению. Побродив по десятку узких улочек, мы все же выбрали правильную, которая оказалась совсем не Советской, а Солдатской. Нашли мы ее случайно, но не все ли равно, если мы ее нашли. Ведь важен результат, а результат был потрясающим. Увидев дом и получив от нас клятвенные заверения, что дом тот самый, Степанов отправился с нами по узкой дорожке к нему и смотрел на него, как на пещеру Али-Бабы. Потом он отправил нас на машине в город, а сам остался на месте, видимо, не в состоянии покинуть ни на минуту свое вожделенное сокровище. Про свидание в полночь он не упоминал, а мы больше не навязывались.
Весь обратный путь Наташа дулась на него, но срывалась почему-то на мне. Она гнусавила мне в самое ухо, чтобы не слышал шофер.
— Почему мы не могли остаться там? — обиженно шмыгая носом, вопрошала она у меня. — Ведь если бы не мы, то фиг бы они чего нашли. А теперь им опять достанется все самое интересное. Как он мог так себя повести? Я же знала, что нельзя верить мужчинам, а милиционерам тем более.
Бескорыстная Наташа не думала ни о каких материальных благах для себя. А ведь, как-никак, это она могла претендовать на лавры, а она только убивалась из-за того, что ей не дали поиграть в интересную игру. Более сильные дети отняли у нее эту возможность. У Наташки вообще сегодня были сплошные расстройства. С утра ушел муж, потом не дали покопаться на складе с оружием. Есть от чего распереживаться. Но выяснилось, и очень скоро, что про неприятности в личной жизни Наташа и думать забыла и горела жаждой мщения не вероломному мужу, а не менее вероломному капитану.
— Но он обещал сообщить нам обо всем, — постаралась я умиротворить ее, но все было напрасно.
— И ты ему еще веришь? — возмутилась она.
Потом выяснилось, что узнать все самой или из вторых рук — это не одно и то же. Я и сама об этом догадывалась, но только не могла так четко сформулировать. Наташа продолжала негодовать. Заговорщицки косясь на затылок шофера, она жарко шептала мне прямо в ухо, в котором от этого нестерпимо щекотало:
— Ни слова этому иуде о том, куда мы идем вечером. Иначе он все снова испортит своим появлением.
Мне-то очень хотелось, чтобы Степанов появился и смешал все карты в безумном пасьянсе моей подруги, но увы. Дружба дороже, чем какая-то там безопасность. И к тому же Степанов не появился у себя на рабочем месте до самого вечера, а оставлять ему сообщения о том, что Даша и Наташа едут к 12 часам в Катькин садик, я не стала, но была при этом очень недовольна собой.
Итак, мы, обе недовольные поведением друг друга, оказались в назначенное время в садике. Попасть в него стоило нам немалого труда. Ворота были закрыты, и нам пришлось лезть через ограду. Народу вокруг было… не скажу, что много, но любопытные всегда найдутся, было бы только зрелище. И проезжающие автомобилисты притормаживали, засмотревшись на двух особ женского пола, которые в глухую полночь штурмовали ворота, а затем и стены садика.
В самое темное время суток садик выглядел жутковато. Днем я бывала тут сотни раз, сидела рядом с иностранными туристами и горькими бомжами на лавочках, грелась вместе с ними под лучами солнышка или пила пиво с друзьями, когда мы, заморившись от гуляний по городу, решали передохнуть в тенечке. Здесь же играли в шахматы заядлые шахматисты, которые дома смертельно надоедали своим родным разговорами про партии и ходы, и те выгоняли их в садик. Бабушки шантажом выманивали пустые бутылки и мелочь у более обеспеченных и потому благодушных посетителей.
Но сейчас садик был пуст и темен. Из его недр доносились шорохи, от которых бросало в дрожь. Звезды тускло мерцали на черном бархате неба, но они были так далеки, что уверенности в себе у меня от их света не прибавлялось, а луна и вовсе не показывалась. Ветер гонял по земле пустые жестянки из-под джина и тоника, а также спрайта и кока-колы. Они перекатывались с прямо-таки потусторонними стуками и звяканьем. Кусты окружили нас со всех сторон плотным кольцом, а их ветки касались наших волос и лиц своими жухлыми листочками, словно пытаясь предостеречь от необдуманных шагов или просто удержать возле себя для дружеской и философской беседы.
Над центром садика высилась громада памятника. Темнота придала Екатерине Второй несвойственные ей черты упыря из страшной сказки. А придворные, примостившиеся у ее ног, угрожающе таращились своими бронзовыми глазами на незваных гостей, которые нарушили их интимное уединение с царицей. Чужих они допускать в свой круг не собирались. Деревья размахивали ветками под ударами ветра и плевать хотели на двух представительниц рода человеческого и проблемы, их терзающие. Грязь и лужи под ногами было не разглядеть, но мы точно знали об их присутствии здесь по смачному чмоканью наших ботинок.
