– Не можете говорить? – догадался Тандаджи, и она кивнула. – Тогда давайте по порядку. Что вас связывает с господином Эдуардом Рудаковым?
– А можно еще чаю? – попросила она робко.
– Семен, организуй, – распорядился начальник разведуправления, и один из охранников кивнул и вышел. – Слушаю вас, Наталья.
Девушка начала говорить, сначала невнятно и сбивчиво, потом уверенней – то ли успокоилась, то ли перебоялась уже.
До поступления в университет Наталья и не подозревала о том, что в ней есть кровь Черного Жреца. В семье, правда, знали, что прапрабабка была родом из Блакории, но старушка, по воспоминаниям бабушки, была скромной, тихой, часто ходила в храм к духовнику, носила масла в жертву богам и слыла женщиной набожной и честной.
Семья жила небогато, но не голодала, и на желание дочери поступать в столичный МагУниверситет родные отреагировали положительно, однако настояли на том, чтобы Наташа сдала экзамены и в институт попроще, на бухгалтера, потому что профессия уважаемая и кусок хлеба всегда будет. Однако, ко всеобщему удивлению, и собственному в том числе, девушка поступила.
Кошмар начался первого сентября, когда в комнату пришел Рудаков. Она сразу почувствовала, что он будто прощупывает ее. А потом с ней стали происходить изменения. Появились кошмары, в которых она не могла контролировать себя – ей снилось, что она то пьет кровь у соседей по общежитию, то превращается в какого-то монстра. Со временем девушка начала видеть энергетические резервы окружающих и испытывать желание прикоснуться. Однажды «прикоснулась» – и потянулась к ней «пуповина», накачивающая чужой силой.
Иногда Наталья замолкала, переводя дух, или открывала рот, но не издавала ни звука, и Тандаджи отеческим тоном подбадривал ее: «Не можете говорить – пропускайте, ничего страшного».
Наташа пыталась с этим бороться, ходила к духовнику, но помогало это ненадолго. А потом в ее снах стал появляться Эдуард, и она не могла ему противиться. Так начались совместные попытки дотянуться до мощных источников стихийных сил – таких, какими были преподаватели университета и лично ректор. Тем более что он старый и слабый, щиты носит, в отличие от других преподавателей, некрепкие и живет недалеко от общежития. Один раз получилось к Свидерскому присосаться, хоть и ненадолго, но и после этого силы было так много, что хотелось еще и еще.
Теперь не всегда получалось себя контролировать даже днем, и через сутки после нападения на ректора Наталья, находясь в одной комнате с соседкой, Яной, пока та спала, нечаянно выпила ее до истощения. Очень испугалась, что все догадаются, но никто ничего не заподозрил. Зато Эдик рвал и метал – Янка ему нравилась. Обозвал по-всякому и стал учить блокировать себя, иначе заметят и поймают.
– Зачем вам это нужно было? – спросил «следователь», поглядывая на стенографирующего подчиненного: всё ли успевает записать? Потом он сто раз это перечитает, чтобы отметить ускользнувшие детали, проанализировать, сделать выводы.
Мокрица снова промокнула нос салфеткой. Перед ней уже стояла новая кружка с чаем, и она меланхолично размешивала сахар, позвякивая ложечкой о стенки. Звук раздражал, но никто ее не останавливал. Зачем выбивать преступника из зоны комфорта?
– Не могу сказать, – с отчаянием прошептала она, и Тандаджи чуть заметно досадливо поморщился. Но девушка увидела, в глазах ее появился страх, и Майло мысленно шикнул на себя, призывая быть сдержанней. Улыбнулся и как попугай повторил:
– Ничего страшного. Что случилось вчера ночью?
– Нам нельзя пить алкоголь, – сказала Наталья, – иначе можно потерять контроль. Эдик и так постепенно с ума сходил, а вчера еще перед поездкой с Яной поругался, и та сказала, что они расстаются.
«И тут та же история», – с тоской подумал стоявший на пороге развода тидусс.
– Потом вроде помирились, но он злой был, водку хлестал, я не сразу заметила, что начал присасываться к окружающим. Потом они с Янкой снова поругались. Вот его и сорвало. А я, – она всхлипнула, – пыталась его остановить, но что я могла? Затем уже, когда стал в открытую энергию сосать, я не выдержала. Страшно, все вокруг падают, а я остановиться не могу… Ну а дальше… Димка сбежал, Эдик это увидел – а у него к Поляне свои счеты, – схватил меня за руку и за ним. Сказал, решим с убежавшими – там еще Ситников был с Богуславской, – а потом здесь за собой приберем. Чтобы свидетелей не было.
– Приберем – значит, убьем? – легко поинтересовался Тандаджи, и мокрица побледнела.
– Он говорил, что можно будет стереть память, – промямлила она неуверенно. Видимо, решила, что чистосердечное признание облегчит участь. К маме отпустят, например. Это она зря: пока менталист с ней не поработает и все, что в памяти есть, не вытащит, никто ее не отпустит. Да и то попадет потом прямиком в отдел магпреступлений.
– Мы их нагнали, – продолжала Яковлева, – началась драка. У Эдика сигналка сработала на… – она замолчала, хватая ртом воздух. Закашлялась до слез. – Потом я отключилась. И все.
– Понятно, – ласково сказал Тандаджи. – Отдыхайте, Наталья. Чуть позже вам принесут протокол нашего разговора, прочитайте внимательно и, если все в порядке, подпишите.
Девушка снова всхлипнула.
– Что со мной будет? Мне можно увидеться с родителями? Хотя бы позвонить им?
– Ваша судьба зависит от результатов расследования, – пояснил тидусс, поднимаясь со стула. – Что касается родителей. А что вы им скажете? – сурово поинтересовался начальник разведуправления, и мокрица вздрогнула. – Как объясните произошедшее? Не боитесь, что от вас отвернутся?
– Мама меня не бросит, – уверенно, насколько это можно делать с текущими по щекам слезами и хлюпающим носом, произнесла первокурсница. Сколько же в ней воды? – Пожалуйста, дайте мне позвонить ей! Пожалуйста!
– Семен, – сказал Тандаджи уже от порога, – организуй госпоже Яковлевой телефон и один звонок. И проследи за разговором.
– Сделаю, – откликнулся охранник, и Майло вышел в коридор. Сентиментальность ему свойственна не была, но не нужно передавливать, чтобы не отбить желание сотрудничать и впредь. Да и не повредит этот звонок, все равно нужно сообщить родителям о том, где пропадает их дочь.
В коридоре лазарета было тихо, тускло и гулко, хоть он шагал мягко и легко, почти по-кошачьи. Вполголоса переговаривались между собой дежурившие охранники, ночная медсестра, читающая при свете настольной лампы за своим столом, увидев Тандаджи, встала и пошла проверять палаты. А он думал над прошедшим «разговором» и понимал, что почти не сдвинулся с мертвой точки.
С полученной информацией не густо, прямо скажем. И вряд ли от второго темного, когда он очнется, ее будет больше. Разве что уточнят некоторые детали. Но на основные вопросы о целях и задачах лишившегося головы Соболевского ответа пока нет. И тот, кто может снять блок – а Тандаджи не сомневался, что на «демонятах» стоит такой же запрет, как и в головушке пойманного Стрелковским Учителя, – пока валяется в соседней палате и вряд ли способен кого-либо взломать. Таких специалистов во всем мире единицы, а информация крайне важная, тому, кому не доверяешь, не поручишь…
