Интересно, для сестер я тоже сейчас выгляжу незнакомкой, в которой видишь то, что обычно скрыто привычкой и долгим совместным проживанием?
Оркестр грянул первые такты торжественного танца, пары начали выстраиваться для марильоза. Королева с мужем открывали бал, медленно, величественно, и как же они смотрелись вместе! Мощный Мариан в своем гвардейском мундире, тяжеловесный, скупой на движения, и изящная, тонкая как девочка, великолепная как невеста Василина. За ними двигались в парах Инландеры, Блакори, Талия со своим старшим мужем, Бермонт с матерью. Императору Йеллоувиня танцевать было не по чину и не по возрасту, и за него отдувались старший сын с первой женой. Все мое ехидство куда-то делось, и я вдруг почувствовала себя почти так же, как на своем дебютном балу. Робко и восторженно, частью огромной семьи, великого рода Рудлог.
Не могу сказать, на каком танце меня окончательно захватило веселое безумие бала. Кажется, это был вальс, где тонкими нарядными цветками, украшавшими огромный зал, кружились дамы в объятьях кавалеров, и я плыла и взлетала в умелых руках Мартина, и ноги не касались пола, и легкой была голова, и время остановилось, оставив только завораживающий вихрь танца и надежные руки моего партнера, друга, бесконечно понимающего меня мужчины.
Потом, много лет спустя, когда я вспоминала этот день – несмотря на все произошедшее, – я видела именно этот вальс, который сделал меня счастливой. Наверное, именно тогда я примирилась с тем, кто я есть. Да, я Марина Рудлог, третья принцесса великого королевского дома. И где бы я ни была, чем бы я ни занималась, я всегда останусь ею.
Праздник продолжался, и я отдыхала в королевской ложе, затем снова танцевала, пила приятно освежающий терпкий кисленький лимонад, взглядом искала Катю Симонову и нашла наконец, хотя в этом зале, наверное, мог бы полк затеряться. Через пять минут мы уже вовсю болтали, обсуждая мероприятие и наблюдая, как Василина в сопровождении мужа и слуг обходит нетанцующих гостей, обменивается с ними любезностями, принимает подарки, которые тут же забирает слуга и относит на специально подготовленный подиум, уставленный разноцветными коробками и коробочками всех мастей. Ее монаршие коллеги оживленно общались рядом со мной, в ложе, и громче всех было слышно Гюнтера Блакори, который оглушительно хохотал, ничуть не стесняясь официальной обстановки.
Вернулся Мартин – он ходил за напитками, – окинул внимательным взглядом тревожно напрягшуюся Катерину.
– Познакомься, это моя школьная подруга, ныне герцогиня Екатерина Симонова, – пафосно произнесла я, – а это мой друг, барон Мартин фон Съедентент.
– Счастлив быть представленным вам, ваша светлость, – учтиво ответил маг, и церемонии были завершены. Он шутил, иронизировал, я посмеивалась, наблюдая за Катей: тревожное выражение на ее лице постепенно сменялось удивленным, а затем она расслабилась, улыбнулась.
Все-таки Мартин – настоящее чудо. Как он чувствует нас, бесконечных бедняжек, которым срочно нужно его теплое сердце и мужское обаяние? Вот и сейчас – повел Катю танцевать, и она, уходя, оглянулась, сделала страшные глаза, словно говоря: «Я в шоке от восторга». Иди, иди, Катя, тебе он сейчас нужнее, чем мне.
Я лениво оглядывала зал, отметив, что Демьян танцует с Полиной, а стоящие у стен гости шепчутся, поглядывая на них. Видимо, скорая помолвка ни для кого не станет сюрпризом.
Впереди предстояли еще торжественное поздравление от высочайших гостей и их делегаций, затем ужин и снова танцы – до тех пор пока последний гость не сможет удержаться на ногах. Королевская чета удалится сразу после ужина, как и остальные монаршие особы, и тогда начнется не сдерживаемое строгостью старших танцевальное веселье для молодых под присмотром распорядителя и статс-дам, конечно, чтобы не выходили за рамки приличий.
Я аккуратно пила лимонад, когда вдруг стихла музыка и загремели трубы, извещая о начале торжественной части. Танцующие отступили к стенам, Демьян довел поблескивающую глазами Полину до места рядом со мной, поцеловал ей руку и удалился к своим.
– Я словно в сказке, – сообщила мне сестричка, когда трубы зазвенели во второй раз и мы встали, чтобы наблюдать за поздравлениями. Василина начала принимать подарки от королей и их свиты. Я снова обвела глазами зал. Март и Катерина находились далековато, и пройти сюда до окончания церемонии у них уже не было возможности.
А чуть ближе, у самой стены, стоял Кембритч. В темном костюме, высокий, прямой. Вокруг него была пустота: гости избегали становиться рядом, будто он чумной, но Люк словно не ощущал этого. Посмотрел на меня – и я оцепенела; криво усмехнулся, опустил взгляд – и меня отпустило. Снова поднял глаза – резко, прямо, – и воздух вокруг меня будто вспыхнул, обжигая, заставляя задыхаться.
– …Преподнести вам эти прекрасные ковры от лучших мастериц эмирата Тайтаны…
Что же ты делаешь со мной, Люк, что я совершенно теряю себя? Зачем ты вообще появился в моей жизни?
Сжатые до невозможности кулаки и напряженное тело, до боли в мышцах, в затылке. Жар и холод, и только я и он, и никого вокруг.
– …Дорогая сестра, это последняя работа Вольдемара Зенгрента, шедевральная картина…
Голоса сливались в гул, и я выхватывала лишь фрагменты поздравлений, не в силах отвести глаза и не желая этого делать. Казалось, еще немного – и я просто пойду туда, к нему, чтобы встать рядом.
– Ваше величество, это подарок для ваших сыновей, – голос почти детский, девичий, застенчивый, – маленький охотничий рог.
– Благодарю вас, – мягкий ответ Василины.
– Попробуете? – смущенная просьба; кажется, вокруг умиляются смелости юной дарительницы.
Я с усилием отвела взгляд, и только боги знают, чего мне это стоило. Успела увидеть и дарительницу – совсем молоденькую девушку, внучку блакорийского герцога, прибывшего с Гюнтером, – и улыбающуюся Василину, подносящую изящный рог к губам, и вдруг нахмурившегося и дернувшегося вперед Демьяна, и ойкнувшую Полинку. Зал разрезал пронзительный тоскливый звук, и гости оглушительно зааплодировали – так громко, что затряслась наша ложа.
Демьян что-то рычал своим людям на бермонтском, затем буквально прыгнул к Мариану и заорал на него:
– Это манок! Выводите людей!
Ложа всё тряслась, хотя хлопки уже стихли, раскачивалась на потолке огромная люстра, начали падать ледяные статуи, разъезжаться, дребезжа, столы с закусками, и стало понятно, что содрогается весь зал. Гости застыли, не понимая, что происходит, и тут пол посреди зала вспучился горбом, пошел волной, начал осыпаться в крутящийся чернотой водоворот.
А из водоворота выползало… нечто. Огромное, размером с грузовик, все состоящее из каких-то черных пластин, сочленений, жвалец, на тонких ножках-лезвиях, стрекочущее и щелкающее. В воздухе ощутимо запахло сладковатым, густым до удушения запахом муравьиной кислоты, заблистали рядом со мной щиты, выставляемые королями, что-то кричал Тандаджи от дверей, но нам туда было не попасть – путь перекрывало чудовище. Мариан закрывал бледную Василину, державшую щит; настороженно молчали монархи; молча к выходам пятилась испуганная толпа, и там уже началась давка; кто-то тихо рыдал; рядами по периметру зала выстраивалась охрана.
