— Ну ладно, признаю, я действительно не знала, что он предпочитает мужчин… Но я влюбилась в него с первого взгляда! И не собиралась вычислять, когда он появляется дома. Я знала, что по утрам все люди находятся на работе! А для этого мне не требовалось наружного наблюдения за Сашей.
— Опять врешь, — вздохнул Антон. — Саша не сидит в офисе, и уж это ты непременно должна была знать!
— Почему? — немедленно оскорбилась я, все более вживаясь в роль. Мне теперь даже стало интересно. — Ведь большинство женщин не знает, чем занимаются их мужья, а он мне не то что не муж, но даже и не любовник! Вспомните про маньяков — их жены, все как одна, утверждали, что мужья были в семье ласковыми, нежными и кроткими, как мыши.
— Ладно, — усмехнулся черноглазый. — Тогда скажи-ка мне, где ты увидела Александра впервые? Где-то ты ведь должна была его приметить, верно?
Я замерла. Он смотрел на меня с искренним убеждением, что вот сейчас непременно подловит меня на лжи, и тогда я уже не отверчусь. Я занервничала. Может, этот Александр кто-то особенный, раз его знает весь город? И если он не сидит в офисе, то может быть кем угодно! Но я-то этого не знаю!
— Я видела его несколько раз возле этого дома, — обиженным тоном произнесла я, — когда приходила в гости к родственникам. Я видела его из окна — это устраивает?
— Вполне, — протянул Антон. — А ты хитра… Но вот к каким родственникам ты приходила? Говори их фамилию и номер квартиры, и тогда, быть может, я тебе поверю. И не стану вызывать милицию и обвинять тебя в воровстве.
— Да я ничего не украла, — возмутилась я.
— Не успела, — отрезал он. — Итак?
Я зажмурилась и назвала номер квартиры, в которую должна была попасть, и фамилию Светкиного мужа. Меня могло спасти одно — а вдруг этот самый Саша не так давно живет в доме и не знает всех жильцов пофамильно. А может, провинция тоже давно перешла на московский режим, и жильцов не интересует, что делается за другими закрытыми дверями в их доме? Хотя нет, на это шансы были слишком малы. Москвичам просто не хватает времени и сил на выяснение подобных обстоятельств, ведь на дорогу до работы тратится уйма времени, а кроме работы, надо совершить массу других полезных дел. Жители же небольших городков и поселков входят в свою квартиру после работы максимум в шесть — в полседьмого вечера, в отличие от большинства москвичей, которые добираются до дома в лучшем случае в девять. Размеренная, неторопливая жизнь, в которой никто не пытается подрабатывать и предпочитает после работы лежать на диване с газеткой в руках, располагает к любопытству. Кроме того, немосквичам не надо подниматься в шесть утра, чтобы успеть к девяти на работу, соответственно, лечь спать можно позже, не в двенадцать, а часа в два ночи, так что остается много времени на общение с соседями и распивание с ними горячительных напитков. Но хватит философствовать по поводу москвичей и жителей других городов! Пора подумать о собственной драгоценной шкурке.
Я приоткрыла глаза и с крайним удивлением убедилась, что Александр кивает Антону и альбиносу. Что это значит? Неужели в этом доме действительно живет моя сестра с мужем и Александр об этом осведомлен?
Я была так поражена этим обстоятельством, что даже не обрадовалась. Если это так, то почему я нахожусь здесь?
— И все же надо бы этот момент уточнить, — испортил всю малину Антон, который умел быть затычкой в каждой бочке. — Вдруг она просто знает откуда-то фамилию этого человека, а на самом деле не является ему родственницей?
— Антон, да брось ты, — махнул рукой сердобольный альбинос, — давайте отпустим девчонку, у нас дел по горло!
Я издала звук, который при желании можно было принять за согласие со словами белобрысого.
— Мы не можем это так оставить, — перебил его Антон. Он, наверное, в этой троице был за главного.
Саша молчал, безразлично осматривал свои туфли. Туфли были вполне симпатичные, светло-кофейного цвета, из натуральной кожи и явно не дешевые. Не представляю, сколько они могли стоить — меня всегда забавляли люди, с уверенностью утверждающие, что та или иная одежда или обувь стоит не меньше трехсот баксов. Да откуда они могут это знать? С нынешним непонятным ценообразованием, когда турецкий ширпотреб зачастую стоит дороже фирменных вещей, купленных на распродаже, узнать истинную цену может только экстрасенс, посоветовавшийся с бабкой-гадалкой. Конечно, Саша — человек не бедный… К тому же меня не слишком тронуло, что он принадлежит к сексуальным меньшинствам. Я уже давно перестала рассматривать каждого встречающегося мне на пути мужчину как кандидата в мужья. Увы, возраст не тот, и наивность моя осталась в прошлом. Все мои романы заканчивались одинаково или приблизительно одинаково: кто-то из нас, или он, или я, начинал томиться, и это томление проскальзывало во всем — взглядах, поступках, словах — так явно, что невозможно было это терпеть и с этим жить. Иногда я отпускала возлюбленного с трудом, иногда мне устраивали скандалы и истерики, не желая, чтобы я уходила, и все же расставались мы достаточно мирно, без длительных изнуряющих нервотрепок. Да в моей жизни никогда и не было дикой латиноамериканской страсти с воплями: «Я тебя зарежу!» — или угрозами прыгнуть с балкона… Как я ни силилась, не смогла припомнить ни единого мужчины в своей жизни, который воспылал бы ко мне неземными чувствами. Разве что в школе, когда сидящий сзади Колька Белов тянул меня за косички и постоянно развязывал банты… Но было это в четвертом классе, так что и вспоминать нечего. Мне стало грустно. И вправду, совершенно нечего вспомнить. За свои двадцать шесть я ни разу не влюблялась так, чтобы по ночам рыдать в подушку от силы любви, нежности и страсти. Я взрослая, циничная женщина, спокойно заводящая себе любовников и так же спокойно с ними расстающаяся.
С одной стороны, так проще и легче — зачем трепать себе нервы и заставлять сердце испуганно дергаться и съеживаться всякий раз, когда покажется, что твой любимый уже не так страстен и заботлив. А с другой стороны, это чувство очень бы хотелось испытать — а что я, какая-то увечная, что ли? Или недостойная? Неужели мне не дано понять и постичь древнейшее человеческое чувство? Эта мысль, однако, не придавала мне бодрости. Внезапно мне стало скучно и почти безразлично, что со мной сделают эти малознакомые люди. Я вздохнула и взглянула на часы. Уже пора обедать, вот почему я чувствую себя не в своей тарелке. От мысли о тарелке прибавилось сил. Ну да, я люблю поесть, и что здесь такого? Должны же быть у человека недостатки! Я выгляжу несколько крупнее, чем бы мне хотелось на самом деле, и все же не могу себе отказать в удовольствиях, которых в жизни и так маловато. А одно из этих удовольствий — еда, как это ни банально. Мне кажется, на самом деле очень многие люди любят вкусно поесть, но почему-то этого стесняются.
— Мы обязательно проверим, действительно ли ты — родственница этого человека, — сообщил Антон, прищурившись. Он, разумеется, не верил мне ни на йоту.
Я мигом представила, как меня поведут в соседнюю квартиру, словно овцу на заклание, и сцепила зубы. Еще не хватало — предстать перед мужем Светки с конвоем из трех мужчин, к одному из которых, между прочим, я забралась в дом. Через балкон, словно какая-то воровка. Теперь я уже не сомневалась, что неправильно рассчитала местоположение квартиры. Впрочем, чего еще ожидать от такой неудалой особы, как я?
