— Та-ак, — протянул милицейский, — за что отбывали наказание? Статья, срок, место?
— Еще в детстве, — чистосердечно призналась я, — вылила тарелку манной каши в окно, на голову какому-то дядечке. Он настучал бабуле, ей это не понравилось, и она поставила меня в угол. Срок не помню, статьи не знаю.
— Хватит ломать комедию, гражданка Зайцева! — грохнул кулаком по столу душка-следователь.
Признаюсь, у меня возникло чувство, что я несколько перегибаю палку, но это лишь от состояния неизвестности. Очень хотелось домой.
— Как вы с женщиной разговариваете! Да будет вам известно, на меня даже папа никогда не кричал, хотя в детстве я была отнюдь не подарочек!
И это была голая правда! Старушки и влюбленные в нашем дворе ненавидели меня лютой ненавистью. Первые, потому что я, устраивая с мальчишками игры в казаков-разбойников, вытаптывала в палисадничках все насаждения, кроме лопухов, обдирала сирень и дергала ромашки. А влюбленные, потому что я выливала на них кувшины е водой и швыряла прищепки, едва только они пристраивались под нашими окнами, чтобы заняться обычными в таких случаях поцелуями.
— Вы сейчас не женщина, а подозреваемая в убийстве. Поэтому, будьте так любезны, не сочтите за труд, ответьте, пожалуйста, на несколько моих вопросов, если вас это не сильно затруднит, — медленно закипая, рассыпался в любезностях следователь.
Я удовлетворенно кивнула:
— Хорошо, задавайте свои вопросы, хотя ничего нового вы от меня не услышите. Все, что знала, я рассказала еще в присутствии Вячеслава Григорьевича у себя дома. Жаль, что вы так невнимательны.
Мне пришлось снова рассказывать практически всю свою биографию.
— Зачем Ковалев к вам приехал?
— Повторяю еще раз: мы перепутали фотоаппараты. Славик позвонил и сказал, что через несколько минут за ним заедет.
— А зачем ему нужен был именно его фотоаппарат, раз вы утверждаете, что ваш точно такой же?
— Откуда ж мне знать? — ответила я вопросом на вопрос. — Может, этот фотоаппарат ему подарила жена, и он ему дорог как память. Был, — добавила я и всхлипнула. Все-таки тяжело, что ни говорите, вспоминать о друге детства в прошедшем времени.
— Хорошо, мы проверим. А зачем вы налили убитому водки?
— Не знаю. Он сам попросил. Понимаете, Славка, простите, убитый, приехал какой-то не такой.
— Что значит — не такой?
— Ну, взъерошенный, что ли...
— Убитый был не причесан? — задал очередной вопрос следователь.
Нет, ну до чего же глупы бывают подчас работники милиции, просто диву даешься!
— При чем тут прическа? Он был взъерошен внутренне? Понимаете?
— Н-да, — крякнул мой мучитель, — понимаю.
— А скажите-ка мне, гражданка Зайцева...
Что еще хотел узнать дотошный следователь, так и осталось неизвестно: в кабинет вошел молоденький сержант и положил на стол какие-то бумаги:
— Владимир Ильич, заключение экспертизы.
У следователя оказалось довольно распространенное имя. Как я узнала позже, в отделении его так и звали: «Наш Ильич».
«Хорошо хоть не Лаврентий Палыч», — ухмыльнулся внутренний голос.
«Точно», — согласилась я.
— Что вы сказали? — оторвался от увлекательного чтения Владимир Ильич.
— Ничего, это я не вам.
«Он телепат, — изумилась я, — вот так запросто слышит внутренний голос. Невероятно! А ты помолчи лучше, понял?» Мой незримый собеседник испуганно притих.
— Ну что ж, Евгения...
— Андреевна, — услужливо подсказала я, а у самой мелькнула мысль:
«Хороший признак — потенциальных преступников по имени-отчеству не называют, все больше гражданин или гражданка. Может, отпустят?»
«Точно, — съехидничал голос, — и лимузин к подъезду подадут»
«Хорошо бы», — не осталась и я в долгу.
— Вы что-то сказали?
— Нет, нет, — поспешила я заверить следователя, а сама подумала:
«Точно, телепат! Мамочки мои, вот повезло так повезло!»
— Так вот, Евгения Андреевна, экспертиза показала отсутствие в спиртном напитке типа водка каких-либо отравляющих веществ. На бутылке обнаружены только ваши отпечатки пальцев, на стакане — ваши и господина Ковалева. Вскрытие, правда, еще не проводилось, но есть все основания предполагать, что Ковалев Вячеслав Григорьевич был отравлен до появления в вашей квартире, а водка, выпитая им в количестве двухсот граммов, послужила катализатором для отравляющего вещества, находившегося в организме. Что именно за вещество было в организме трупа, вскрытие покажет.
Кто бы знал, какой музыкой прозвучал этот не очень грамотно построенный монолог Владимира Ильича. Однако за следующие слова я готова была простить ему даже грубое обращение с моей персоной:
— Что же касается вас, Евгения Андреевна, думаю, мерой пресечения мы изберем подписку о невыезде.
«Господи, ты есть на свете! Ну что за очаровательные люди работают в нашей доблестной милиции! — Внутри меня все ликовало и пело. — Домой, домой скорее, сюда я больше не ходок и не ездок».
— Как только вы нам понадобитесь, вызовем. Возьмите пропуск, — протянул следователь мою индульгенцию.
— Скажите, пожалуйста, меня отвезут домой? Время-то уже позднее? — задала я наивный вопрос.
Владимир Ильич что-то неразборчиво буркнул и уткнулся в бумаги. Из чего я сделала вывод: милиция увезти может, а вернуть обратно — увы! Но даже такие грустные выводы не смогли омрачить радость расставания с отделением. Дежурный за маскировочным стеклом уже не показался мне таким мрачным. С любезной улыбкой я протянула ему пропуск и, расправив крылья, выпорхнула на улицу.
Погода была замечательная: под ногами чавкала обычная зимняя жижа, мелкие брызги дождя или снега весело летели в лицо. Ко всему прочему, часы показывали, что в мире уже глубокая ночь. Город радостно спал. Неожиданно меня взяли под руку.
— Пустите, меня уже освободили, — гордо сообщила я.
— Знаю. Уже два часа жду тебя, — изрек кто-то Ромкиным голосом.
— Ромка, привет! Что ты здесь делаешь? — моему удивлению не было предела.
— Тебя жду, — повторил сосед. — Меня раньше выпустили. Ты знаешь, что ты — ПН?
— Что это такое — ПН?
— Поставщик неприятностей, — пояснил Ромка.
— Ну, чего ты сразу обзываешься, — я миролюбиво погладила его по плечу, — все же закончилось хорошо.
Сосед глубоко вздохнул:
— Блажен, кто верует.
Надо же, я и не замечала, что он такой умный. И вообще, надо повнимательней присмотреться к Ромику, может, я чего-то не разглядела? Подняв воротник и нахлобучив шапку, товарищ по несчастью схватил меня за руку, и мы направились к нашему дому.
