— Ага, лет через двадцать, может быть, нам и повезет, — сказала я. — А как быть в том случае, если тайник сделан вовсе не в самой квартире?
— А где же?
— Да где угодно Ипатьев мог сделать тайник в доме, в любом месте, необязательно у себя в апартаментах.
— Ты права, — грустно согласилась Инна. — В любом месте. А дом такой большой. И перекрытия в нем металлические. Я узнавала.
— Это еще зачем?
— На случай, если бы мы воспользовались металлоискателем, — пояснила Инна. — Бывает неплохой результат. Но тут этот фокус не пройдет, металлические перекрытия нам всю картину испортят. Да и жильцы наверняка будут возражать, если мы станем бродить по дому со странной попискивающей штукой.
Домой мы вернулись в подавленном настроении.
Но у дверей нас поджидал сюрприз в виде профессора Зайцева.
— Сомнений больше нет, — ликующе заверил он нас. — Этот Ипатьев был нечист на руку. После своей экспедиции в Египет он представил до смешного жалкий отчет. После чего немедленно подал в отставку. По его словам, экспедиция стала жертвой неведомой эпидемии, в результате которой из всех ученых в Петербург вернулся один лишь Ипатьев.
Остальные его коллеги остались гнить в земле Египта. Само собой разумеется, его никто не упрекнул, что он оставил их там. В те времена это был разумный поступок. Не тащить же с собой тела, рискуя завезти неведомую заразу в столицу империи. Но дело выглядит тем подозрительнее, что Ипатьев не смог представить ни заметок, ни дневников своих коллег, по которым можно было бы проверить его слова.
Пришлось верить ему. Просто уму непостижимо, как это ему удалось выкрутиться. Но что бы там в Египте во время экспедиции ни случилось, и для самого Ипатьева это не прошло даром, он подал в отставку и больше никуда из России не выезжал. Хотя раньше ни одного года не проходило без экспедиции. Но после Египта он жил в России, главным образом в своем имении, где и скончался.
— От несчастного случая на охоте. На него напал сокол, — сказала Юля.
— Что? — задохнулся от восторга профессор. — Это просто восхитительно!
— Восхитительно, что человек погиб? — поинтересовалась Юля.
— Нет, но древнеегипетский бог Гор, или Хор, чаще всего изображался в виде сокола или мужчины с соколиной головой. Он мог также превращаться в эту птицу. Понимаете? Гор считался победителем злых сил и мстителем за преступления, совершенные против богов.
— Вы что же, хотите сказать, что Ипатьева убил древнеегипетский бог? — осторожно спросила Мариша. — Превратился в сокола, спустился на землю и отомстил за то, что Ипатьев ограбил могилу фараона?
— Фараоны считались в Египте земными воплощениями богов, — объяснил профессор. — Я ничего не буду утверждать, но довольно странно, что сокол напал именно на Ипатьева и послужил причиной его смерти. Вы не находите?
— Это все мистика, — сказала Инна. — Лучше скажите, в каком году Ипатьев ушел в отставку?
— В 1849-м, — сказал профессор.
— Все сходится, — сказала я. — Ушел в отставку и сразу же начал строить свой дом в Петербурге. Так вы тоже считаете, что Ипатьев прикарманил сокровища из гробницы фараона?
— Во всяком случае, часть их точно должна была остаться у него, — сказал Зайцев. — Например, браслеты. Они ведь явно были у него. А раз были браслеты, то могло быть и все остальное. Фараонов хоронили со всеми необходимыми в быту предметами.
— Да, браслеты, — задумчиво сказала я. — А потом он заказал их копии и вызвал художника, чтобы тот написал портрет его жены в этих браслетах. Или браслеты на портрете еще настоящие?
— Что за портрет? — оживился профессор. — Покажите мне его немедленно. Какого он года?
Я посмотрела на Инну, но она только руками развела. Впрочем, неведомый коллекционер оказался очень предусмотрительным человеком, и на обороте копии портрета стояла дата — 1851.
— Могли быть и те самые — египетские, — шепнула Мариша. — Тайник еще не был сделан.
Профессор тем временем жадно впился глазами в портрет. Впрочем, не в сам портрет, а в изображение браслетов на руках красавицы-актрисы. Я даже ощутила к ней что-то вроде сочувствия. И в самом деле, такая красавица, а все в последнее время только и таращатся на ее украшения, совершенно игнорируя ее саму. Чтобы как-то исправить положение и утешить красавицу, я принялась рассматривать именно ее, подчеркнуто не замечая браслетов.
Потом я принялась разглядывать орнамент, которым художник обрамил картину. Внезапно я почувствовала легкий озноб и дышать стало трудно. Я перевела дух и посмотрела еще раз. Сомнений больше не было. Я знала, где искать спрятанные сокровища лукавого путешественника Ипатьева.
* * *
Под пристальным, немигающим взглядом девушки ее собеседник — пожилой седовласый мужчина — нервно задергался и замотал головой. Брови девушки сердито нахмурились в ответ на какие-то собственные мысли. Мужчина и вовсе спал с лица. Но волновался он напрасно. Вероника его не видела.
Она думала о своем, о том, что весь так тщательно продуманный ею план мести и возвращения фамильных ценностей с самого начала идет коту под хвост.
Цепь неудач, преследующих Веронику, началась с того, что Бритый ускользнул от нее на тот свет. Отправься он куда-нибудь в другое место, Вероника бы до него добралась. Уж она не пожалела бы на это дело ни сил, ни денег. Но отправляться за Бритым на тот свет, да еще без гарантии встретиться там с ним, ей что-то не хотелось.
Однако эта неудача была пустяком по сравнению с тем, что поджидало Веронику впереди. В месте, где должен был находиться тайник ее предка, ничего не оказалось. Но при этом не было похоже, что кто-то орудовал там до нее. Просто на указанном месте не оказалось этого самого тайника. Сомнительная шуточка ее предка, вот так-то! Или она просто не правильно поняла его указания? Именно эта мысль и не давала покоя девушке.
— Тебя ищут и ФСБ, и милиция, — собравшись с духом, наконец заговорил седовласый, влюбленно глядя на девушку. — Не пора ли скрыться из страны?
Еще немного, и даже я не смогу ничем помочь тебе.
— Я в твоей помощи не нуждаюсь, — отрезала Вероника. — У меня все давно приготовлено.
— Так что же ты медлишь?
— А что тебя это так волнует? — удивилась Вероника. — Ты никак в моих делах не замешан.
— Я твой самый старый друг, — сказал мужчина. — Если бы не я, неизвестно, где бы ты была. И я до сих пор люблю тебя. Ты это помнишь?
— Помню, — усмехнулась Вероника. — Помню, как ты меня несмышленой девчонкой заманил к себе и заставил всяким непотребством заниматься. Помню я твою доброту, родственничек.
— Ой, только не прикидывайся невинной овечкой! — поморщился мужчина. — На тебе, когда ты заявилась в наш город, уже пробы негде было ставить. А я лишь помог тебе расстаться с твоей профессией — пусть высококлассной, но все же шлюхи.
