Она медленно повернулась и подождала, пока Матильда внимательно рассмотрит ее лицо. До сих пор девушка замечала лишь худое тело, обвисшую кожу и седые волосы Авуазы, а теперь пыталась найти в ней что-то родное. Если эта женщина – ее мать, то должны же в ней быть знакомые черты! Почему она кажется более чужой, чем светловолосый мужчина из сна и та безликая женщина, которая когда-то плакала при расставании?
– И мой отец… Рогнвальд… был одним из них, верно? – пробормотала Матильда. – Высокий, светловолосый, сильный. Когда он умер, ты отдала меня в монастырь, чтобы уберечь от опасности…
Если эти слова и разбередили старую рану, Авуаза не подала виду.
– Название монастыря от меня скрыли, – совершенно спокойно заявила она. – Я не хотела его знать, ведь это было бы слишком рискованно: его могли выбить из меня под пытками. Поэтому прошло много времени, прежде чем мне удалось тебя найти. Больше, чем я ожидала.
Взгляд Матильды упал на цепочку на шее Авуазы.
– Ты тоже норманнка? – спросила девушка.
О языческой вере она знала немного, но амулет, который носила ее незнакомая мать, считался знаком бога Тора и благодаря крестообразной форме был известен и христианам.
– Я родилась и выросла христианкой, – коротко ответила Авуаза и не стала объяснять, почему это изменилось.
Твой отец принес большое горе твоей матери.
Эти слова неожиданно всплыли в памяти, и девушке захотелось произнести их вслух, чтобы посмотреть, какие чувства отразятся на каменном лице Авуазы. Но Матильда не решилась на это. Теперь она точно знала, что не умрет, но это не избавило ее от страха, а, наоборот, усилило его еще больше.
– Что случилось? – тихо спросила Матильда.
Думая об объятиях светловолосого мужчины, она больше не чувствовала себя защищенной. Теперь она испытывала лишь разочарование. Она снова в Бретани, но цветы нигде не цветут. Может быть, она просто вернулась не туда, а может, те цветы давно увяли, а другие здесь больше не выросли.
– За очень короткое время Рогнвальд основал свое государство, как когда-то Роллон в Нормандии, – продолжила Авуаза, и впервые за все время в ее глазах появился блеск. – Конечно, правители соседних земель возмутились и попытались прогнать его. Никому из них это не удалось.
Женщина говорила с такой гордостью, как будто это она противостояла тем могущественным людям, но ее лицо помрачнело, когда Матильда произнесла:
– Однако это государство просуществовало недолго.
Авуаза угрюмо кивнула.
– Рогнвальд хотел завоевать новые земли, но не продвинулся дальше реки Уазы. И все же в его руках находилось целое государство. Он управлял им из Нанта. Город процветал. На острове недалеко от монастыря Святого Флорентия построили порт и замок. Сбежавшие торговцы вернулись назад. В Ренне и Корнуае снова воцарилось благоденствие. Многие норманны, воины Рогнвальда, осознали, что здесь можно не только разорять монастыри, но и возделывать плодородную землю. Вместо того чтобы поджигать дома и убивать их хозяев, они начали строить для себя жилища. – Она ненадолго замолчала. – Рогнвальд был хорошим правителем.
«Что она понимает под словом “хороший”? Милосердный и справедливый, настойчивый и мудрый? Или же просто сильный – более сильный, чем его враги?» – спросила себя Матильда.
– Но он умер, – тихо произнесла девушка. – Он умер, не успев укрепить свою власть и установить в стране окончательный мир, а люди, которых он оставил после себя, были недостойными преемниками. Они не смогли ничего противопоставить Алену Кривая Борода – христианину и наследнику Алена Великого.
– Ален Кривая Борода – его внук. И сын моей сестры.
Матильда широко открыла глаза. Еще секунду назад она думала, что искорка знания немного рассеяла тьму. Теперь ей казалось, что свет снова погас.
– Твоей сестры?
– Да… Ее зовут Орегюэн.
Ты не просто дочь норманна, одно лишь это не сделало бы тебя опасной. Ты еще и внучка…
Темные покровы упали, обнажив правду. Матильда все поняла.
Если Авуаза – сестра Орегюэн, а Орегюэн – дочь Алена Великого, значит, Авуаза тоже приходится ему дочерью, а Матильда – внучкой. Да, в ней течет кровь Алена Великого, последнего могучего христианского короля Бретани… а также кровь ее отца Рогнвальда, последнего язычника, правившего этим государством.
Ты наследница.
Авуаза снова отвернулась.
– В первые годы после смерти Рогнвальда я еще чувствовала себя уверенно. Мне пришлось спрятать тебя от… нее, но сама я могла жить спокойно.
«Почему она говорит о том, что произошло после его смерти, а не о том, что случилось до этого? Как она стала его женой, матерью его ребенка, женщиной с амулетом Тора?»
– Но начиная с 933 года мы постоянно находились под угрозой, – продолжила Авуаза. – Тогда Ален Кривая Борода впервые напал на Бретань. Он потерпел поражение, но три года спустя повторил попытку и захватил Нант.
В голосе Авуазы послышалось презрение.
– Почему ты его так ненавидишь? – недоумевала Матильда. – Он ведь твой родственник, племянник, сын твоей сестры.
Женщина горько рассмеялась, и только сейчас Матильда поняла: Авуаза ненавидит не только Алена Кривая Борода – прежде всего она ненавидит свою сестру. Орегюэн… наверняка была готова на все ради сына… Она хотела видеть его правителем Бретани… Именно Орегюэн та злая женщина, которой Кадха, бывшая кормилица Матильды, была предана так же беззаветно, как и ее дочь Маура.
Авуаза перестала смеяться.
– На самом деле Ален Кривая Борода должен был стать моим сыном. Его отца, Матьедуа, тоже наследника могущественного рода, когда-то прочили мне в мужья. Тогда я была еще молода. – Авуаза говорила так, как будто с тех пор прошла вечность, и Матильде действительно было нелегко разглядеть за ее морщинами и усталостью молодое, свежее лицо. – Мне нравился этот статный и рассудительный мужчина. Он не бросал слов на ветер, на охоте ему всегда сопутствовала удача, а лучше всего он чувствовал себя верхом на коне и с мечом в руке. Я не хотела себе грамотного мужа: читать и писать я умела и сама. Мне нужен был честолюбивый супруг, который рядом с моим отцом не выглядел бы жалким.
– Но ты его не получила.
– Нет, – просто ответила Авуаза, и за этим словом скрывались слезы обиженной девушки, слепая ярость оттого, что Матьедуа предпочел ей ее сестру, и боль, вызванная их счастьем, которое позже увенчалось рождением сына. – Нет. Вместо меня он женился на Орегюэн.
Матильда искала в лице Авуазы следы обиды, но находила только холод… и озлобленность. «С женщиной, которая может так отчаянно любить, лучше не враждовать», – промелькнуло у нее в голове.
– А потом? – спросила девушка, едва дыша.
– Потом в мою жизнь пришел Рогнвальд.
