– Вижу, что удобствам рубки, как подобало бы офицеру, ты предпочитаешь жесткий носовой форштевень, углы и орудия.
– Так и есть, мой капитан, – улыбнувшись, ответил Жоан и повернулся к нему. – И ты прекрасно знаешь, что не твоя персона – причина того, что я провожу время отдельно от офицеров.
– Ну, так я принес тебе сообщение от того, кого ты имеешь в виду.
– От адмирала?
– Да. Он хочет, чтобы в случае, если мы вступим в бой, ты командовал артиллерией.
– Он в своем уме? Прошло уже больше двух лет с тех пор, как я покинул свой пост.
– Он не сочтет это достаточным поводом для отказа. Нам хорошо известно о твоих блестящих действиях при Остии.
– Я не буду этого делать.
Генис рассмеялся.
– Я прекрасно осведомлен о твоем отношении к нему и о том, что ты знаешь его почти так же хорошо, как и я. Если ты попытаешься сопротивляться, то окажешься в нелепом положении, потому что в конце концов тебе придется сделать то, что он скажет. И неважно, что в качестве причины ты выставишь ту, что не являешься членом команды. Он высмеет тебя. Как капитан, я командую всеми, кто путешествует на галере, независимо от того, являются ли они членами команды или пассажирами, как ты. А он отдает приказания мне. Поэтому и ты находишься под его командованием.
Жоан раздраженно покачал головой: разумеется, он понимал, что его друг прав. Он совсем не был против командовать артиллеристами; он даже был бы рад вступить в бой. Однако ему претило оказаться снова в подчинении у адмирала.
– Кроме того, – продолжал Генис, – неужели ты не понимаешь, что он оказывает тебе честь, доверяя подобную миссию? Не знаю, что с ним происходит в данный момент, поскольку Виламари нечасто выказывает благоволение. Возможно, он считает, что в долгу перед тобой, когда в том бою ты подверг опасности свою жизнь, спасая его.
Жоану было неприятно вспоминать давний эпизод; он сам до сих пор не понимал, почему в том сражении, несмотря на острое желание убить адмирала, он неожиданно сам помог ему.
– Ты думаешь, что есть вероятность вступления в бой? – спросил Жоан, чтобы сменить тему разговора. Непонятные ему самому чувства в отношении этого человека тяготили его.
– Да.
– Но как такое возможно? Мы же видели только рыболовецкие и торговые суда с тех пор, как покинули Остию… Кроме того, Франция подписала мирный договор со Святой лигой. И я не думаю, что Флоренция имеет достаточно сил на море, которые она могла бы противопоставить нам, особенно в связи с тем, что Пиза, ее морской порт, объявив себя независимой, блокирует ее естественный выход в море и оба государства находятся в состоянии войны.
– Все верно, – ответил Генис, улыбаясь. – В таком случае ты должен знать, что Папа поддерживает Пизу, а мы находимся у него на службе.
– И что ты этим хочешь сказать?
– То, что Франция, среди прочих, поддерживает Флоренцию. Не своими собственными галерами, но тем, что подстрекает провансальских и генуэзских корсаров работать на город, символом которого является цветок лилии. Миссия, порученная нам Папой, включает в себя, помимо доставки вас в Пизу, блокирование порта Ливорно, через который Флорентийская республика вынуждена сейчас добираться до моря. Поэтому вполне вероятно, что мы встретим вражеские суда.
У Жоана не было выхода, и он согласился; Генис сообщил артиллеристам, что, хотя и временно, Жоан снова станет командовать орудиями, и артиллеристы, обучавшиеся вместе с ним, согласились. Тут же бывший артиллерист занялся инспектированием боевых орудий вместе со своими товарищами, и с разрешения капитана они осуществили несколько пробных выстрелов. Жоан остался доволен: все функционировало так же или даже лучше, чем тогда, когда он оставил корабль.
С первыми лучами солнца следующего дня корабли пересекли новый пролив.
– Справа находится полуостров Пьомбино, – сказал Генис, стоявший на носу судна. Он указывал на скалистую возвышенность, покрытую сосновыми и оливковыми деревьями, на которой был виден еще погруженный в сон поселок. – А слева по борту – островок Черболи.
– Вот до этих границ и должны простираться владения Святого Петра, – заявил Микель Корелья, созерцая пейзаж по правому борту.
– Владения Святого Петра? – переспросил Генис Солсона.
– Он имеет в виду владения Ватикана, – объяснил Жоан. И, обращаясь к Микелю, добавил: – К югу располагается Сиена. Ее вы тоже хотите завоевать?
Валенсиец, пожав плечами, не ответил на вопрос, и книготорговец подумал, что, возможно, его друг уже и так сказал слишком много. Без всякого сомнения, у Цезаря Борджиа были грандиозные захватнические планы.
– Слава Богу, что здесь заканчиваются владения Святого Петра, – вступил в беседу Никколо, который, казалось, немного оправился от морской болезни. – Потому что то, что лежит далее, – это уже флорентийская земля. Моя родина.
– Ну так поторопитесь избавиться от Савонаролы, – ответил дон Микелетто с улыбкой, одновременно лукавой и зловещей. – Вы уже потеряли Пизу и можете потерять гораздо больше.
– Да что вы такое говорите, Микель! – воскликнул Никколо, расценив его слова как угрозу. – Не надо так, мы же по одну сторону баррикад.
Жоан почувствовал в голосе флорентийца тревогу. Несмотря на то что в данный момент Никколо был союзником папского престола, его не оставляли равнодушным амбиции Цезаря, которые в будущем могли распространиться и на его родину.
– В любом случае после пересечения пролива мы попадаем в Тосканское море, – сказал Генис, ставя точку в разговоре. – Корсары, находящиеся на содержании Флоренции, плавают в этих водах. Нас могут вынудить вступить в бой в любой момент. – И, глядя на Жоана, добавил: – Офицер-артиллерист, держите своих людей в боевой готовности.
– Мы готовы, капитан.
48
Жоан вернулся к своим артиллерийским орудиям, чтобы бросить на них прощальный взгляд, и увидел находившегося там Торрента, который стоял, опершись на одну из кулеврин. Пехотный офицер уже был одет как для боя – на нем красовались легкие доспехи, закрывавшие половину корпуса, и шлем. Казалось, что он был уверен в неизбежности сражения. Весь его вид свидетельствовал о том, что он, как и адмирал, жаждал вступить в бой; не зря Торрент, несмотря на свою грубоватость, был наиболее близким к Виламари офицером.
– Все готово, Жоан? – спросил Торрент, и книготорговец понял, что ему хотелось поговорить.
Это было что-то новое. Штурмовой офицер всегда вел себя высокомерно и с подчеркнутой надменностью по отношению к Жоану, когда тот служил на галере. Для Жоана, наряду с Виламари, он был одним из самых горячо ненавидимых им людей. Торрент всячески старался сделать его жизнь невыносимой и, несмотря на то что именно он обучил Жоана приемам рукопашной борьбы, никогда не снисходил до разговора с ним и старался соблюдать дистанцию. Жоан неоднократно задавался вопросом, когда же изменилось отношение к нему этого человека. И пришел к выводу, что Пера стал смотреть на него другими глазами, скорее всего, после того, как он осмелился бросить ему вызов в борьбе за Анну. Когда Жоан заявил свое право на нее, апеллируя к своей любви к ней, этот тип, которого Жоан раньше считал настоящим животным, изменился. Такого Жоан даже представить себе не мог. Он победил опытного рубаку в бою за любимую, в котором все заранее считали его проигравшим, и всегда подозревал, что офицер позволил ему выиграть. Однако он так и не узнал почему.
