— Он — псих, но псих продуманный. Его отец очень влиятельный человек, а Эрик — его единственный сын. И наследник.
Так вот как зовут моего ненормального поклонника. Миленько.
— Не переживай, он тебя больше не побеспокоит.
Колесо проезжавшей мимо телеги попало в выбоину, брызнула грязь. Извозчик разразился руганью. Я даже покраснеть забыла — не отрываясь, смотрела на Анри. Лицо его напоминало маску, отстраненное и жестокое, точно выточенное из камня: холодные глаза, уголки губ опущены. Неожиданно он перевел взгляд на меня — тяжелый, невыносимый, от которого кровь в жилах стынет.
— Надеюсь, я удовлетворил твое любопытство. А теперь давай вернемся домой.
О том, чтобы подняться в спальню, и речи не шло. После ужина я сбежала в гостиную: если понадобится, буду сидеть здесь до тех пор, пока его время не кончится. На улице было проще. По крайней мере, там я отвлеклась на письмо и не вспоминала каждые пять минут о случившемся перед зеркалом. Как по телу шел жар, как я тянулась за поцелуем. Не думала, что мне отчаянно хочется снова почувствовать на своем теле бесстыжие руки мужа. И не презирала себя за это.
— Не против, если он будет жить с нами?
От неожиданности я вздрогнула. На плече у Анри сидел утренний котенок с видом особы королевских кровей. Пушистый клубок, такой же нахальный, как мой муж. На вид уже месяцев пять, но по довольно топорщившимся усам не похоже, что он рвется на волю.
— Решили его приручить?
— Захочет остаться сам — останется.
Похоже, к котам у него отношение, как к женщинам. Ну или к женщинам, как к котам.
— Я буду звать его Кошмар, — фыркнула я.
— Кошмар?
— Ну да. Первое, что вы сказали, когда его увидели.
— Парню повезло, что мне на ум пришло именно это слово.
Кот посмотрел на меня сверху вниз — еще бы, с такой высоты, спрыгнул сначала на спинку дивана, потом на пол и отправился по своим делам. Анри же приблизился и устроился рядом со мной, на подлокотнике. Первая шпилька упала мне в руки в тот же миг, что и первая прядь волос — на лицо.
— Что вы делаете?
— Разбираю твою прическу. Твои волосы сводят меня с ума.
Он освобождал тяжелые пряди одну за другой, позволяя им свободно падать на плечи, на грудь и струиться вдоль спины. Когда с прической было покончено, слегка потянул за волосы, заставляя запрокинуть голову, провел пальцами по моим губам.
— Когда переедем в Вэлею, будешь ходить только так.
— Ноги моей не будет в Вэлее, милорд.
— Это мы еще посмотрим.
Голос его звучал хрипло, глаза потемнели. Щека вспыхнула под легким ласкающим прикосновением, а потом Анри подхватил меня на руки. Я рванулась — слуги еще не спят, нас могут увидеть, — но он держал крепко.
— Я умею ходить!
— А мне нравится носить тебя на руках.
Да меня за всю жизнь столько на руках не носили, сколько за последние дни! Даже если вспомнить детство и многочисленных нянек. Сейчас лестница казалась мне бесконечной. Его близость отзывалась сумасшедшим стуком в висках, с каждой ступенькой сердце колотилось все сильнее. А уж когда мы оказались за порогом спальни, припустило галопом.
Анри усадил меня на кровать, положив руки поверх моих. Теперь он смотрел снизу вверх, я же точно обратилась в камень, отделилась от своего тела и наблюдала за тем, как он медленно снимает с меня туфли, как обводит пальцами лодыжки, разминает ступни. Легкая щекотка сменилась чем-то донельзя приятным, мягким, томительным. Поглаживания и сильные, массирующие движения.
— Тереза…
Только не мое имя, только не вашим голосом! У меня же мозги отключаются.
Я всхлипнула, когда его руки скользнули выше, под нижние юбки и кринолин, издевательски-короткой лаской прошлись от колена до голени. Если его пальцы так обжигали даже через чулки, что будет, когда он меня разденет? Я и впрямь смотрела на него — глаза в глаза, от откровенного бесстыдного взгляда все внутри полыхало.
— Усиленная ладжера, — хмыкнул он, пальцами повторяя контуры защитной татуировки на щиколотке. — В чернилах есть ваша кровь, верно?
Я вздрогнула. Кровь некромага вообще бесценная штука — заклинания на ней творятся самые мощные и опасные, потому как любое плетение обретает десятикратную силу. Защитный узор армалов Винсент наносил мне лично, чтобы спрятать магию. У ладжеры несколько разновидностей, моя — самая сильная и напоминает бабочку.
— Откуда вы так много знаете, милорд?
— У меня мало друзей и много свободного времени.
Анри поднялся, увлекая меня за собой, мягко развернул спиной к себе. От первого щелчка застежки я вздрогнула точно от удара хлыста, а он продолжал меня раздевать. Неспешно, одно за другим: платье, нижние юбки и кринолин оказались на полу. Корсет Анри просто отшвырнул в сторону.
— Подними руки.
Я судорожно сглотнула и закрыла глаза. Желание влепить ему пощечину и выставить вон не шло ни в какое сравнение с желанием подчиниться. И да, я не могу сдаться — особенно сейчас, когда осталось всего несколько часов! Я никогда не проигрываю!
Я медленно подняла руки, а он потянул наверх нижнюю рубашку, прикосновение подшитого края к затвердевшим соскам прошило острой томительной дрожью. Сорочка отправилась за корсетом, Анри медленно опустился вниз, стягивая с меня панталоны и чулки. К счастью, сейчас я стояла в стороне от зеркала и не могла оценить весь ужас своего падения. Только обхватила себя руками, прикрывая грудь, и вздрогнула, когда губы обожгли поясницу.
А меня уже подтолкнули к кровати, заставляя лечь на живот. Пальцы пробежались вдоль позвоночника и вернулись к основанию шеи — лаская, разминая, поглаживая. Мышцы под его сильными руками расслаблялись, подчиняясь какому-то неведомому волшебству. Покрывало холодило разгоряченную кожу, дыхание Анри обжигало. Когда он сжал мои ягодицы и скользнул пальцами по внутренней стороне бедер, я вздрогнула. Желание податься назад и потереться о его руку заставило с силой сжать зубы. А потом… меня перевернули на спину.
— Вы издеваетесь? — спросила я, когда увидела в его руках ленты. Должно было прозвучать возмущенно, насмешливо, саркастично, но только не так, как прозвучало… О-о-о, мой голос звучал чересчур порочно: слишком низко для женщины, глубоко, точно исходил не от меня, а от моего низменного желания.
— Пока нет, — глаза его потемнели. — Думала, я тогда шутил?
— Мы договаривались не делать ничего, что может быть неприятно!
— Не сделаю, пока сама не попросишь.
Я подавилась ответом и только смотрела, как мои запястья обвивает шелк. Сейчас мне даже в голову ничего не приходило, ничего такого, чтобы достойно отплатить ему за все. Одна рука к одному столбику кровати, другая — к другому. Такой раскрытой, обнаженной и беззащитной я не чувствовала себя никогда.
