— Такое переселение в другую личность встречается довольно часто, — заметил Шейн. — У нас лежала одна женщина, на которую напали, когда она возвращалась из театра, где смотрела пьесу о Марии Стюарт. Ее ударили прикладом по голове, проломили череп так, что кость повредила префронтальную зону мозга. Когда эту женщину спрашивали о ее прошлом, она всем излагала историю жизни шотландской королевы. Судьба Марии Стюарт до такой степени потрясла впечатлительную театралку, что она превратила ее в собственную и не собиралась с ней расставаться. Женщина трогала свою перебинтованную голову и все повторяла: «Должно быть, топор соскользнул с плахи, какое везение!» То же и с Джейн. Ее прошлое было безвозвратно уничтожено, и она стала цепляться за обрывки воспоминаний, которые гнездились где-то в других участках ее мозга. Она завладела жизнью этой незнакомки, чтобы заполнить образовавшуюся пустоту. Совсем не обязательно, что Джейн отречется от этого, особенно если он делает ее жизнь более интересной и значительной. Наверняка прошлое знаменитой киллерши кажется ей привлекательнее, чем собственное — неприметной служащей в библиотеке колледжа.
Они распрощались. Сара договорилась, что Боб Кэллахан заедет за ней и они отправятся в дом, где он жил с Вирджинией последние годы. Сара не могла упустить такой возможности. Несколько раз она звонила Джейн, но та упорно не снимала трубку. Однако благодаря микрофонам, которые были встроены в стенки фургона, Дэвид знал, что ничего серьезного там не произошло. Джейн сердилась на нее, только и всего.
Сара собрала дорожную сумку и устроилась в автомобиле Боба. За время пути она не раз останавливала взгляд на руках Кэллахана. Красивые, сильные, они держали руль, если можно так выразиться, с врожденным достоинством, не пытаясь демонстрировать ненужную виртуозность. Внезапно Сара почувствовала раздражение, поскольку слишком явно испытывала симпатию к этому мужчине. Всегда стараясь смотреть правде в глаза, она не могла не признать, что чувствует к Бобу, который был едва ей знаком, сильное физическое влечение. Но это ни в коей мере не должно повлиять на ее оценку ситуации. Все время Сара находилась в напряжении, понимая, как ей трудно будет не соскользнуть в пропасть агрессивности, — очень часто это верный признак сексуального желания, от которого человек пытается защититься.
Пока машина поднималась в гору, Боб, не сводя взгляда с дороги, рассуждал вслух. Кактусы, росшие вдоль обочины, из-за скорости превращались в причудливые, едва различимые тени. «Словно колючие путешественники автостопом», — подумала Сара.
— Я не из породы интеллигентов, — говорил Боб. — Мой отец, чтобы прокормить семью, работал в сельскохозяйственной авиации — распылял удобрения над полями. Надышавшись пестицидами, он заболел и умер, не дожив и до сорока. Некоторое время я учился на факультете права, но, как видно, не был создан для науки. Мне всегда хотелось делать что-то своими руками и жить вдали от города, там, где простор и свежий воздух. Иногда, чтобы расслабиться, я занимался резьбой по дереву. Все это раздражало Вирджинию. На вечеринках я всегда вел себя скованно, не разглагольствовал, как другие, а в галстуке чувствовал себя как в удавке. Однажды в гостях я, неловко взяв стакан, раздавил его. Мои ладони настолько задубели, что я даже не поранился. Вирджиния тогда чуть не умерла от стыда, она предпочла бы, чтобы я истек кровью, как зарезанный бык. Она ненавидела наши незатейливые праздники лесорубов с жареной на костре колбасой, когда лучшее развлечение — залезть на дерево, смазанное жиром, или поучаствовать в конкурсе, кто дальше бросит обрубок бревна. Ей было интереснее пить чай в «Алгонкине» с Суормом и его издателем или посещать презентации в книжных магазинах Гринвич-Виллиджа.
— Как вы познакомились? — спросила Сара.
— На балу выпускников, тогда мы были еще совсем молодыми. Вирджиния всегда боялась реальной жизни. Она столько времени провела в библиотеках и на поэтических вечерах, что не представляла, насколько жизнь погрязла в расовой нетерпимости, насилии, наркомании. После окончания колледжа она стала искать для себя стену, за которую могла бы спрятаться. Я и оказался этой стеной. Сначала все шло вроде бы гладко: я пробовал приобщить ее к прелести деревенской жизни, а она читала мне вслух лучшие произведения мировой классики.
Сара догадывалась, что вскоре произошло между молодыми супругами. Боб скорее всего был очень привлекателен, когда, обнаженный до пояса, валил электропилой деревья или с черными от мазута руками наклонялся над мотором автомобиля. Наверняка эти сильные руки способны ловко управиться с миниатюрными деталями «винчестера»… но куда менее соблазнительным он казался молодой жене, когда держал в руках книгу и, наморщив лоб, шевеля губами, разбирал строчку за строчкой, как школьник. Бобу приходилось читать Шекспира, делая выписки, поскольку многих слов он попросту не знал. Задавать вызывающие раздражение у жены вопросы, выдававшие его низкую культуру, он не отваживался. На полях Боб, должно быть, оставлял наивные пометки с восклицательными знаками, которые повергали Джейн в отчаяние, и со временем она все больше приходила к выводу, что вышла замуж за глупца.
Наступил момент, когда их дороги разошлись. Джейн окончательно замкнулась в своем хрупком мирке утонченной интеллигенции, а Боб с радостью забросил Шекспира и вернулся к любимым вестернам в карманном издании. Пока Джейн писала аннотации к изданиям Пруста, Боб упивался «Оклахомским висельником» или «Ликом багрового скелета».
Сару, напротив, литературные пристрастия Боба совершенно не смущали. В его тяжеловесности было что-то основательное, внушавшее доверие и безопасность. Надежный, сильный человек с крепкими нервами. Прямой потомок мужественных пионеров-первопроходцев. Его легко представить отстреливающимся от индейцев, с женой ему под стать, которая, стиснув зубы, едва успевает перезаряжать для мужа ружья.
Вечерело. Теперь Кэллахан больше молчал. Его суждения были печальны, однако без горечи. Человек, раненный жизнью, но еще не сломленный. Его речь оживлялась, становилась живописной и образной, когда он говорил о своем ремесле, о той радости, которую испытывает, строя добротные, крепкие дома, подобные тем, что делали в старину — дома-крепости, где не одно поколение фермеров смогло выжить во времена сражений с индейцами. Сара слушала его не перебивая, завороженная спокойным проникновенным голосом и обаянием сильного человека.
Машина вновь начала подниматься в гору, и только теперь ирландка отчетливо осознавала, до какой степени семейное гнездышко, из которого выпорхнула Джейн, находилось вне всякой цивилизации. Ветви елей сплетали плотную завесу, сквозь которую с трудом пробивались лучи солнца, там царил голубоватый полумрак, в котором было что-то нереальное и немного тревожное. Они выехали на узкую дорогу, по обеим сторонам которой стояли два дома.
— Соседи, — глухо произнес Боб. — Оба давно на пенсии. Сначала они хорошо приняли Вирджинию, хотя она считала их занудами и ретроградами. Жена относилась к ним с явным высокомерием, и это часто ставило меня в неудобное положение. Немудрено, что в конце концов отношения стали натянутыми. Теперь, когда она исчезла, соседи мечтают свести меня с их племянницей.
