В этом году, а стоял уже конец апреля, она там ни разу не появилась. «Сейчас в деревне хорошо, – вдруг подумалось Люсе, – первая травка, первые листочки, красота! Наверное, уже соловьи поют». При всей нелюбви к родному краю она признавала: такого чудесного соловьиного пения больше не услышать нигде. Невольно вздохнула: отпуск только в ноябре. Придется им с Федей все лето вдыхать ароматы горячего асфальта. Отпускать ребенка к отцу не хотелось. Деревня есть деревня. Отчим слова без мата сказать не может. А ей потом опять краснеть в садике за сына? Нужно придумать какую-то отговорку для матери и мужа. Как, интересно, у него дела? Мама рассказывала, что Роман теперь уважаемый человек, всей деревне работу дал. В Люсе заговорило женское любопытство: «Как у него с личным? Нашел, наверное, какую-нибудь. А что? Молодой, красивый, богатый. Девки наверняка все глаза обломали. Ну и пусть!» Но думать об этом почему-то было неприятно.
Рома, как всегда, явился по первому зову. Федя, «висевший» на окне, запрыгал, заметив заворачивающий во двор знакомый внедорожник. Сейчас папа отменит наказание, они поедут кататься на «джипяре», будут есть в кафе мороженое и пирожные, сколько захотят, и никто не станет говорить про кариес. Они обязательно заедут в рыболовный магазин и выберут удочку для него – Федьки. Ведь папа обещал взять на ночную рыбалку. Вот бы забрал его на все лето! А еще, может, папа согласится прихватить в деревню котенка, который уже несколько дней живет в подъезде и пищит под их дверями. Каждый раз бросается Феде под ноги, а мама не разрешает его даже погладить. Говорит, что на нем живут блохи. А никаких блох нет. Федя сам видел, когда угощал котенка колбаской. Правда, ему тогда здорово влетело от мамы. А теперь папа увезет Кузьку (так мальчик назвал своего рыжего друга) в деревню, и у него будет много еды, особенно молока. Федя видел в мультике, что кошки любят молоко.
Отец с сыном вернулись с прогулки только под вечер.
– Поговорили? – строго спросила Люся.
– Забыл, – виновато почесал голову Рома. – Загулялись: то, се. Уток ходили кормить.
– Каких еще уток?
– За домом на пруду у вас здесь утки живут. Разве не знала?
Ни о каких утках Люся знать не хотела.
За ужином Федя клевал носом, и разговаривать с ним о чем-то серьезном было бесполезно.
– Давай завтра, – предложил Ромка.
Завтра. Значит, муж останется ночевать. Последнее время они отдалились друг от друга, каждый жил своей жизнью, и общих тем для разговоров становилось все меньше. Слушать про ферму и общих знакомых Люсе было неинтересно. Это ее деревенское прошлое, оно тянуло назад. А Роме были безразличны ее рассказы о работе, где, сидя на соседних стульях из года в год, люди оставались друг другу чужими и стремились к одному: поменьше работать и побольше получать. Новых друзей, кроме как в соцсетях, у Люси не появилось. Интернет в деревне есть, и удивить бывшего (как она уже считала) мужа было трудно. Общим оставался только Федька.
Расправляя постель, Люся испытывала неловкость. Как будто была в чем-то виновата, хотя Ромке не изменяла. Пока. Да и не с кем было. Но мысли эти она допускала, и потому было стыдно. Люся нырнула в кровать, не дожидаясь мужа, который громко фыркал в ванной, и притворилась спящей. Прошлепав босыми ногами по полу, Роман откинул одеяло и улегся рядом. Большой, сильный. Опершись на локоть, он внимательно рассматривал такую знакомую родинку на щеке жены. Капельки с коротко стриженых волос упали Люсе на лицо, заставив женщину открыть глаза. Рома наклонился и осторожно поцеловал ее в ложбинку между плечом и шеей. Молодое женское тело мгновенно отозвалось и сразу сделалось горячим, а низ живота приятно заныл.
«Это потому, что у меня давно не было мужчины», – торопливо, будто оправдываясь перед собой, подумала Люся и жадно подставила губы для поцелуя. Хотелось целоваться долго и страстно – так, как они с Ромкой делали давным-давно, перед свадьбой. И позже, когда появился Федя. А потом вдруг перестали. Она попыталась вспомнить, когда возник этот перелом в их отношениях, но не могла сосредоточиться. Желание морской волной тащило ее за собой, как безвольный камешек. Сопротивляться не хотелось. Зачем? Это же ее муж. Люся перестала цепляться за обрывки мыслей и с наслаждением отдалась во власть мужчины.
Рома долго не выпускал ее из рук. «Красавица моя», – слышала Люся тихий шепот. Она не считала себя красивой: светлые волосы, голубые глаза, курносый нос. С детства скупые на ласку родители внушали: она самая обыкновенная. И когда-то, впервые услышав от Ромки нежные слова, Люся потеряла голову и готова была идти за ним куда угодно. Как давно это было. Женщина вздохнула, провела пальцами по плечу мужа и наткнулась на шрам. Некрасивый рубец был у него с юности. Однажды в клубе заезжая городская шпана попыталась установить свои порядки. Деревенские парни не на жизнь, а на смерть отстаивали свою территорию, и Рома получил удар ножом. Драчун. Люся сразу вспомнила про сына.
– С Федькой поговоришь?
– Поговорю утром. Я честно забыл. Давно сына не видел.
Люся проснулась рано. Она так и не смогла привить себе городскую манеру отсыпаться по выходным. Из комнаты сына доносились приглушенные голоса. Женщина затаилась возле двери. Интересно, о чем там говорят. Может, опять о рыбалке? Слово муж держал. Люсино ухо уловило Федькино сопенье:
– Они сами. Они первые.
– Давай рассказывай по порядку, – допытывался отец.
– Мы гуляли. Мы с Даней вообще играли в гонки. У Дани машинка маленькая, все время в песке застревала. А у меня грузовик.
Федька опять засопел.
– Ну, а дальше?
– Даня сказал, что уедет на лето в деревню к бабушке. У нее деревня называется Починок. А я сказал, что у нас деревня Голубки. А Сашка с Мишкой стали смеяться: голубки-дураки.
– Саша с Мишей, – поправил отец, – что дальше?
– А я сказал, что они сами дураки.
– А они?
– Они стали дразниться, что у нас деревня дурацкая и я из деревни дураков. А ведь у нас хорошая деревня, и никаких дураков там нет. Правда, папа? Там бабуля добрая и ребята хорошие. Жучка бабулина, знаешь, как высоко прыгает за колбасой? И котят никто не прогоняет. А у нас в подъезде котенок плачет, а его все гонят. Я его колбаской угощал, а мама заметила и заругала. Ты тоже ругать будешь?
– За котенка – нет. Маленьких и беззащитных обижать нельзя.
– А за Сашку с Мишкой? Они ведь первые. Зачем про нашу деревню плохо говорят? Они там не были. А врут еще. Я им за это и отвесил. Будешь ругать?
Возникла пауза. Люся знала: муж сосредоточенно потирает переносицу, собираясь с мыслями. Сейчас Феде достанется на орехи. Забудет, как руки распускать.
– Ты прав, сын, – раздался голос отца из-за двери, – мужик должен грудью стоять за свою Родину. Нельзя позволять над ней глумиться, даже если это маленькая деревня.
– Значит, я правильно им по шее надавал?
