– Ну, даже если и «схлопнется», то настолько мгновенно, что никто ничего не успеет осознать! Но этого не случится!
– А какие гарантии? – лукаво осведомился американский атташе.
– Да какие же могут быть гарантии?! – смеясь, парировал русский физик. – Вон ваша ипотека в Штатах так «схлопнулась», что всему миру аукнулось! А ничего, живы до сих пор! Знаете, самые большие глупости в мире творит не природа, а человек.
– Ну, да, да! Тут вы, безусловно, правы! – продолжил беседу Стопарски. Развил мысль о греховной природе человека, о том, что надо лучше знать друг друга. Особенно в области научных изысканий. Обмениваться опытом. Поинтересовался, бывал ли Гарнет в Штатах? Услышав, что бывал, оживился.
– У меня хорошие связи с ребятами из Массачусетса! Вам, наверное, было бы интересно пообщаться друг с другом? Так вы пару раз наведывались в МИТ? Здорово! И будете в Бостоне в декабре, на этом самом семинаре? Господи, никак не могу привыкнуть правильно изъясняться на вашем заумном языке! – обрадовался Стопарски.
Самолет мягко коснулся полосы и покатил к терминалу. Прощаясь, обменялись визитками. Мир тесен, кто знает, вдруг придется оказаться соседями по креслам не только в таких обстоятельствах?
«А неплохой он мужик, этот атташе! Смешной только какой-то!» – подумал про себя Николай Гарнет, подзывая такси.
«И от дерьмового кофе иногда бывает толк! В нужном месте и в нужное время! – подумал про себя Саймон Стопарски. – Через пару часов копия статьи с пометками автора окажется в Лэнгли, там знают, куда ее переправить. А в Бостоне я знаю заведение, где варят хороший кофе! Там-то я и сделаю заманчивое предложение, от которого ты, физик из Москвы, не сможешь отказаться!» – закончил он мысль, садясь в автомобиль американской миссии.
* * *
Париж. 2009 год.
В субботу утром Володя Паршин попросил, чтобы Аня вместе с Николаем проводили его в музей Парижа – Карнавале. После музея он хотел пригласить их в ресторан на прощальный обед.
Музей произвел достойное впечатление, здесь различные предметы соседствовали с картинами. Было очень интересно и неожиданно они наткнулись на две картины, висевшие рядом, в зале Наполеона. На одной изображена была мадам Рекамье в ее неизменном белом платье, теперь из атласа.
– Хороша была мадам! – только и вздохнул Володя. – Может быть, художник ей и польстил немного, но при такой красоте «перебрать» красками трудно.
Рядом висел меньший по размерам портрет мадам Амелен.
– Володь, послушай! – обратился к другу Николай. – Ты слышал когда-нибудь такое словосочетание: «цвет бедра взволнованной нимфы»?
– В Москве как-то слышал про «цвет бедра испуганной нимфы». Кажется какой-то телесно-розовый?
– Вот эта дама его как раз и придумала, – прочитал табличку рядом с портретом Николай. – Кстати, впервые в русской литературе, как мне кто-то говорил, это название использовал Лев Толстой, кажется, в «Войне и мире». Но мы ведь читали то, что написано по-русски, на сноски-перевод с французского внимания почти не обращали.
Мадам Амелен была действительно хороша! Пышные, темные вьющиеся волосы, черные глаза, прекрасные черты лица, тонкая шея. Настоящая креолка. На ней была туника как раз того цвета, который она придумала. Портрет был написан настоящим итальянским художником-мастером, оторваться от нее было трудно.
В следующем зале была картина – вход союзных войск в Париж 31 марта 1814 года. В центре – император Александр Первый на Эклипсе, белом арабском скакуне, подаренном ему в свое время Наполеоном. Под ней – картина неизвестного художника «Православная Пасха в Париже 10 апреля 1814 года».
Володя был очень доволен увиденным, но когда вышли из Карнавале, оказалось, что все рестораны закрыты – теперь нужно ждать пяти часов, когда снова начнется время работы кухни.
– Если ты хочешь найти настоящую французскую кухню, то лучше ехать куда-нибудь в провинцию, в Париже все стало в угоду туристам, а они – не настоящие гурманы, – разъяснял Николай. – Что касается того же «Максима», то это теперь для «новых русских». Не то, что раньше.
– Ребята, а я давно мечтал побывать в музее Родена, – предложил Володя. – Давайте съездим туда, потом выпьем кофе и после музея поедем в нормальный ресторан, где умеют жарить мясо. Не шашлык, конечно, и не конину «имени 1812 года» – пошутил он.
Когда-то Владимир был командиром группы морского спецназа, а потому привычка командовать въелась ему «под шкуру». Правда, командовал он «мягко», но никто с ним не спорил – было ясно, что лучше исполнить, а потом, если будут вопросы, можно поинтересоваться, чем было мотивировано решение. И ведь, действительно, если командир во время боевой операции начнет заниматься объяснениями, то может завершить их тогда, когда объяснять будет уже некому.
Словом, никогда не задавайте вопрос моряку: «Почему?». Никогда. Особенно на берегу.
В очереди в музей Родена они простояли минут двадцать, вполне терпимо, потом прошли внутрь комплекса, но не пошли в само здание, а, обогнув его справа, оказались в красивейшем осеннем парке. Большие черные скульптуры производили сильное впечатление. Чуть дальше по дорожке расположилось уютное открытое кафе – можно было сидеть и на улице, и в помещении – подойдя поближе, можно было уловить аромат настоящего кофе.
* * *
1815 год. Париж, 20 февраля.
… Андрей Васильчиков был вызван к секретарю посольства Бутягину и тот попросил его составить свой доклад, как все-таки удалось Наполеону покинуть остров, на который его определили победители.
«Относительно бегства Наполеона Бонапарта с острова Эльба удалось составить следующее, – писал Васильчиков. – Замышлялся побег несколько месяцев, и велись подготовительные действия, о которых было известно и мною сообщено. Отрекшийся император постоянно получал сведения с конгресса из Вены, где имелись его верные люди. Он сохранял свою активную деятельность, и каждый день совершал верхом прогулку по острову, чем доставлял большое беспокойство английскому полковнику, приставленному наблюдать за ним. Англичанин Кэмпбелл к делу своему относился недостаточно старательно, его больше занимала амурная страсть к молодой тосканской особе, а потому он раз в месяц отплывал на корабле на материк, где и проводил неделю, а то и две. Наполеон об этом знал и все сосчитал. Ему доносили о действиях англичанина постоянно. 14 февраля полковник опять отправился к италийским берегам, имея сведения, что Наполеон занят делами управления островом и находится в своем доме в Портоферрайо. Но Бонапарт сразу воспользовался моментом и погрузился на бриг «Непостоянный» со своим отрядом, в море разминулся с судном, на котором возвращался на остров Кэмпбелл, проскочил мимо двух фрегатов французского королевского флота и благополучно высадился в бухте Жюно. Остальное его продвижение к Парижу известно.
Можно полагать, что возвращение Наполеона было хорошо подготовлено – на тайных складах имелось достаточно припасов, да и верные люди ждали сигнала, который и последовал».
