В гостиной они провели ровно три четверти часа. В завершении «экскурсии» они дошли до буфета. Он содержал в себе массу интересных вещей. У каждого предмета была своя история. Вот эти фужеры на толстых янтарного цвета ножках Виктор Евгеньевич привез из Бонна, когда ездил в ФРГ в составе торговой делегации. А вот и групповой портрет на фоне памятника Бетховену. А этот золоченый рог с мозаикой из бирюзовых камней был подарен ему первым секретарем Тбилисского горкома. Это музейная вещь. Удивительно, что грабители, «пожаловавшие» к ним в прошлом году, не унесли ее с собой. Они, кажется, не очень разбирались в том, что брали. Взяли видеомагнитофон, Кирюшин синтезатор, несессер Елены Альбертовны с итальянской косметикой и бижутерией и несколько золотых украшений. А истинные ценности, в общем-то, остались нетронутыми. В библиотеке Виктора Евгеньевича много дореволюционных изданий, о которых мечтает любой букинист. Он, к сожалению, сам многие из них продал. Время сейчас такое. Смутное. Снова фотография. Десятилетний Кирилл в обнимку со сверстниками в голубых тельманновских галстуках. Это поездка в ГДР. А это кубок с регионального турнира по шахматам. Сколько же здесь всего! Фотографий, трофеев из командировок и турпоездок. Все они документировали насыщенную событиями жизнь семьи Корольковых. Неужели она теперь вхожа в эту семью? Неужели станет ее полноправным членом?
Перед тем как направиться из гостиной в другие комнаты Валечка бросила на это помещение еще один беглый взгляд из перспективы коридора. Как же все уютно! Как совершенно «не по-советски» богато и комфортно! Эти стены изумрудного цвета, эти мягкие диваны, эти картины! Как же, наверное, тяжело было Кириллу, привыкшему к хорошей жизни, расставаться со всем этим! Как трудно было привыкать к грязной коммуналке на «Горьковской». Но он сделал это. Ради нее. Какой же он все-таки умничка… И как он похудел… Какой у него изможденный усталый вид… Бедненький! Как же она любит его! Как же хорошо, что теперь закончились все злоключения… Все отлично. А то, что она была в больнице, это… Это, как говорила Галька, дело житейское. В конце концов, она сама виновата. Она подвела Кирилла. И он от этого тоже страдал. Больше он не будет страдать из-за нее. Никогда. Кирилл. Особенный. Талантливый. Ее Кирилл.
Ближе к вечеру Елена Альбертовна начала посвящать Валечку в тонкости ухода за больным: показала, как вводить питательную жидкость через зонд в желудок больного, как обрабатывать клапан зонда дезинфицирующими средствами, как подкладывать судно и обмывать Виктора Евгеньевича. Валечка делала все очень умело, осторожно и деликатно, как опытная сестра. Выполняя эту работу, Валентина думала только об одном: как бы найти нужный момент и расспросить Виктора Евгеньевича о Яшке – как эта нереальная встреча могла произойти? О чем еще они говорили? Валечка решила подождать несколько дней – невежливо сразу напрягать человека вопросами.
На Восьмое марта все остались дома. Только Кирилл куда-то исчез. Где-то в полдень он появился с битком набитыми продуктовыми сумками и цветами. Кирилл принес два огромных букета роз: белые – матери и красные – Валечке. Он поцеловал Елену Альбертовну в щеку, а Валечку – в губы. Он был снова таким красивым и ласковым. Кирилл отправил Валечку и мать смотреть телевизор, а сам занялся праздничным меню. Он уже разобрал сумки, приготовил маринад для телятины и вымыл овощи, когда на кухню зашла Валечка:
– Может быть, тебе помочь?
– Ну, вообще-то, вам следует сегодня отдыхать, но присутствие на кухне такой замечательной зайки, как ты, только будет способствовать моему кулинарному творчеству.
– А, по-моему, кулинарное творчество – чисто женское дело…
– Ты не права, лапочка, ох как ты не права! Все шеф-повара в пятизвездных отелях на этом «шарике» – преимущественно мужчины. Все самые известные зарубежные кулинарные шоу – в руках мужчин. Все-таки, кое-что мы можем делать лучше вас. Но не обижайся – вы и только вы вдохновляете нас на невозможное. На подвиги, на создание шедевров и так далее. – Кирилл улыбнулся и, сменив свой патетический тон на более спокойный, тихо сказал: – Если очень хочется помочь, порежь огурчики-помидорчики.
Валечка взяла разделочную доску и начала резать помидоры. Кирилл надел на нее передник, обнял за талию и нежно поцеловал в затылок. Он снова назвал ее лапочкой. Значит, все снова будет хорошо. Валечка так тяжело переживала то время, когда он был зол или недоволен, когда не разговаривал с ней, когда был сдержан или груб. Она так боялась потерять Кирилла, потому что без него не могла. Эта была какая-то зависимость, которую она не могла себе объяснить. Она могла столько еще сделать, стольким пожертвовать ради одной его улыбки, ради одного прикосновения.
Кирилл мешал соусы для салатов, подливки и крем для торта, давал пробовать все это Валечке, поднося ложечки к ее рту и осторожно касаясь ее подбородка, словно она была дитя. Смешно морщился, когда она говорила, что чего-то не хватает, и искренне радовался, когда ей нравилось. Все-таки, каким нежным он может быть! Приготовление праздничных блюд было полно такой чувственности, такого ощущения счастья, что хотелось готовить бесконечно. Валечке хотелось, чтобы этот день не кончался никогда. Она снова была на «седьмом небе». Она уже забыла обо всем плохом. Кирилл снова с ней. Он, конечно же, и раньше был с ней, но теперь он с ней целиком, по-настоящему.
Виктор Евгеньевич поднял бокал с приготовленным ему морсом и произнес тост:
– За женщин в нашем доме – прекрасных и самоотверженных.
Валечка была пьяна от шампанского и пьяна от взгляда Кирилла – он не спускал с нее глаз весь вечер. И этот вечер наконец-то перешел в ночь. Нежную и грубую. Божественную и животную. Необыкновенную.
Начались будни. Елена Альбертовна снова пошла читать лекции. Кирилл был то на работе, то в институте. Валечка наконец-то осталась одна с отцом Кирилла. Идеальный случай расспросить его о Яшке. Валечка надела на Виктора Евгеньевича чистую пижаму, причесала его и посадила в инвалидное кресло. Затем перестелила постель и присела на короткое время рядом. Идеальный момент заговорить о Яшке. Только было она собралась начать разговор, как Виктор Евгеньевич вдруг схватил ее за руку и зарыдал:
– Валенька, простите меня, Христа ради. Простите меня, Валенька.
– За что, Виктор Евгеньевич?
– Я злодей, Валенька, нет мне прощения.
– О чем вы?
– Я же убить вас хотел. Убить! Понимаете?
– Виктор Евгеньевич, вы, наверняка, что-то путаете. У вас было кровоизлияние в мозг. Вы не в себе… Вам нужно отдохнуть. Давайте я помогу вам пересесть на постель.
– Нет, Валенька! Я не могу ходить, у меня трясутся руки, но память у меня еще не отшибло… Я был ужасным человеком. Я был … Я чуть не стал убийцей.
Виктор Евгеньевич опустил лицо в Валечкины ладони и плакал, как маленький ребенок. Валечка слушала Виктора Евгеньевича и не верила своим ушам. Она гладила его по трясущейся голове, не зная как его утешить:
– Успокойтесь, пожалуйста. Я прощаю вас. Конечно же, я вас прощаю. Давайте забудем все плохое. Теперь все у нас будет замечательно.
