Потом я подняла глаза и увидела Гленна, стоящего у прилавка.
— Тебе идет желтый цвет, — сказал он, и неожиданно я подумала, что все будет хорошо. Он не забыл меня, он не собирается меня бросить.
Он работал на своего дядю, который был строителем, и трудился совсем неподалеку. Он сказал, что мы можем встречаться каждый день. Вопрос о том, где мы сможем проводить каждую ночь, решим позднее. Он был одним из шестерых детей, поэтому в его доме не было места, так же как не было в моем.
А потом даже клиенты начали замечать меня. Они говорили, что я — сама улыбка и само хорошее настроение. Девушки, работающие со мной, сказали им, что я влюблена, и им было приятно это слышать. В окружении жирных пятен, растворителей и материи, которая сминается, как только ты подумаешь об этом, было приятно и успокоительно подумать о любви хотя бы пару мгновений.
В следующую субботу мы пошли к Вере. Это была очень приличная часть города, и я не думаю, чтобы ее жители когда-нибудь видели в своем районе людей вроде меня с Гленном или Тодда с Альмой. Вера жила в трехэтажном доме, слишком большом для нее и ее рыжего кота Ротари. Конечно, Ник тоже мог бы жить с ней, если все пойдет на лад. У них все было в разгаре, и он, очевидно, навещал ее каждый день после ее возвращения. Он очень много смеялся над ее шутками и объяснял нам, что она чудесная женщина. Когда он говорил «чудесная», он закрывал глаза.
Ник, оказывается, снял квартиру на расстоянии автобусной остановки от дома Веры. Конечно, он мог переехать к ней и жить в таком большом доме. Они очень подходят друг другу и могут даже пожениться.
Вера приготовила много спагетти по-болонски, а Ник приготовил большой торт со взбитыми сливками и кучей клубники, и всем было хорошо, за исключением Альмы, которая шепнула мне, что Тодд, по некоторым признакам, остывает к ней, и это было плохой новостью. Когда Тодд сказал, что он должен уйти пораньше, Альма собралась идти с ним, и это выглядело так, будто она навязывается ему. Можно было видеть, что он раздосадован, и это обеспокоило бедную Альму еще сильнее.
Под конец мы с Верой мыли посуду, а Гленн помогал Нику обрезать ветви вереска и ежевики, которыми заросла задняя дверь в доме.
— На вас с Ником приятно смотреть, — сказала я, вытирая тарелки.
— Да, он очень, очень хороший человек, — ответила Вера, довольная моим замечанием.
— И вы будете жить вместе? — спросила я. Такой вопрос Вере можно было бы задать, даже если бы ей было около девяноста.
— Нет-нет, мы не будем этого делать, — неожиданно ответила она.
Я почувствовала себя неловко.
— Я не имею в виду секс, — сказала я, стремясь загладить свою вину, — я имею в виду дружеское общение.
— Нет, в смысле секса проблем нет, возможно, после вашего ухода мы снова займемся сексом, — прозаично ответила Вера.
Я поинтересовалась, в чем же тогда проблема. У него есть жена или другая женщина, которую он прячет? У него куча детей, которые не хотят отпускать его к Вере?
— Все совершенно не так. В этом смысле все в порядке. Когда вам уже достаточно много лет, кажется, что вам не хочется менять свою жизнь, или вы не можете изменить ее так, как вам хочется. Должно быть привычное пространство, а ваши собственные вещи должны быть на своих местах.
— Я не понимаю. Разве это важно, где должны быть мои вещи, если я живу с парнем, от которого без ума? — спросила я.
— Да, но, может быть, ты не имела стольких вещей, и они не стояли на своих местах так долго, как мои.
— В чем же дело? — спросила я.
— О, Шэрон, все трещит по швам. Я не могу вынести, когда Ник касается некоторых вещей, таких как мой гербарий или мои коробки с вырезками, которые я однажды наклею в альбом. А он очень беспокоится о своих тюбиках с красками, даже таких старых, из которых ничего нельзя выдавить, о старых рваных блокнотах для зарисовок, о коробках с письмами. Все это он когда-нибудь выбросит, но не сейчас. Мы не можем себе позволить погрузиться в это, Шэрон, мы сражались неделю. То, что у нас есть, более важно. Мы не можем рисковать этим ради того, чтобы жить вместе.
Мы с Гленном говорили об этом всю дорогу на обратном пути. Казалось, эти два хороших человека тратят отпущенное им время впустую. Мы вздохнули. Мы ничего не имели. Мы так хотели жить вместе, и ничто этому не препятствовало. Правда, у нас не было денег, и нам негде было жить.
— Нельзя ли поселиться у тебя, Шэрон? Разделить с тобой комнату? В конце концов, у тебя есть своя комната, а у нас с братом одна на двоих, — сказал Гленн.
— Нет, Гленн, поверь мне, нет. Не получится. Мой отец — пьяница и игрок.
— Ничего, мой — религиозный фанатик. Говорю тебе, это не важно.
— Это важно, если ты там живешь.
— Я могу внести деньги, можно?
— Нет, Гленн, отец просто станет больше пить.
— Что же нам делать? — Гленн расстроился.
— Мы что-нибудь придумаем, — сказала я с уверенностью, которой на самом деле не чувствовала. Я представила мамину жизнь и решила, что никогда не буду жить так, как она. Она готовила, стирала, чистила и носилась вокруг папочки и братьев все время, оставшееся после уборки офисов и мытья жирных тарелок.
«Я вполне счастлива, Шэрон, — говорила она, если я ее об этом спрашивала. — Я имею в виду, я люблю его, и мы не должны забывать, что он не гулял, когда я вас носила».
Двадцать четыре года она благодарна ему за это и называет это любовью, а он принимает это как должное.
Время от времени я встречала Альму. Она сказала, что Тодд определенно видится с кем-то еще, но она любит его и сделает все, чтобы его вернуть. Он встречается с другой женщиной, и она знает это, но тем не менее прощает ему, потому что любит.
У меня также было желание поговорить с Верой по поводу того, что она говорила о любимом Нике. Ведь она встретила на склоне лет замечательного человека. Так неужели она готова потерять его из-за этих альбомов с засушенными цветами или из-за его тюбиков с красками? Такая любовь казалась мне очень своеобразной. А здесь были мы с Гленном, которые на самом деле любили друг друга и желали друг другу лучшего, и у нас не было возможности найти жилье, чтобы жить вместе.
В жизни все очень несправедливо. По радио часто передавали старую песню, где речь шла о том, что мы должны создавать наше счастье своими руками, что это происходит не за счет вмешательства каких-то высших сил, что есть люди, чья жизнь в итоге повернулась к лучшему, и они получили желаемое. Я сказала Гленну, что и нам не следует пускать все на самотек. Нужно делать что-то.
Я надеялась, что у него возникнут какие-нибудь идеи, ведь у меня их не было.
Я спросила Веру, считает ли она, что этот самый святой источник в Россморе может выполнять желания. Она сказала, что это маловероятно. Если бы существовала святая Анна и выслушивала просьбы, она должна была бы отказывать в выполнении таких пожеланий, как желание пары жить в грехе и интенсивно заниматься сексом вне брака. Я сказала, что я в отчаянии и хочу попробовать, на что Вера ответила, что поедет со мной до Боярышникового леса и заодно навестит своих остролицых кузин.
