— И с коньяком?
— С водкой. А Марианна куда-то ушла. Потом я был наказан отлучением от дома. И правильно, конечно. Если человеку нельзя пить, искушать нельзя. Но мы, конечно, позже восстановили отношения. Соколов написал предисловие к моей первой публикации — в «Московском комсомольце» в семьдесят шестом году. Потом — к первой книге «Время прибытия». Мы дружили до самой его смерти. Я его очень любил и люблю его стихи, и со своей стороны делал все, что мог, чтобы его помнили. Последний его прижизненный сборник «Стихи Марианне» издал я — нашел деньги. К восьмидесятилетию со дня рождения Соколова «ЛГ» выпустила его избранное. Сейчас решаем вопрос об установке ему в Москве мемориальной доски.
— А у вас не изменились отношения после раздрая в Союзе писателей, когда Соколов — близкий друг Вадима Кожинова — снял посвящение Вадиму в стихотворении «Девятое мая» и убрал упоминание о нем из текста?
— Там сложилась очень непростая ситуация. Кожинов в девяностые годы до самой смерти был интеллектуальным лидером сторонников русской имперской идеи. И в этом качестве его очень не любили либералы, которые в ту пору взяли верх. А Соколов после распада СП СССР оказался в достаточно либеральном писательском Союзе. Тогда времена настали суровые — за общение с Кожиновым могли перекрыть кислород, отсечь от всего. Я помню: в начале девяностых сижу в ресторане ЦДЛ с Александром Прохановым, пиво пьем и беседуем. Выхожу из-за стола, ко мне подбегает Вячеслав Пьецух и, тараща глаза, шепчет: «Ты что с Прохановым сидишь?! С ума сошел? Тебя ж после этого вычеркнут отовсюду — никаких премий не получишь, ничего. Я, конечно, никому не скажу. Но ты больше с ним не сиди!» Вот такие были времена и нравы… Это не могло не коснуться и Соколова. Тем более что он тогда, как многие поэты, потерялся. Финансовое благополучие рухнуло. Представьте, у него в восемьдесят первом вышел двухтомник — примерно сорок авторских листов. Каждый лист — семьсот поэтических строк. Массовый тираж. Умножьте на два рубля за строчку. Представляете, какие это деньги! И вдруг — ничего. За книги платить перестали, бюро пропаганды художественной литературы приказало долго жить и так далее. А ведь он классик, привык о деньгах не думать вообще, только о творчестве. Это шок был. Владимир Николаевич иногда смотрел на меня и удивлялся: «Юра, вы как-то странно ничего не боитесь…» — «Это потому, что я уже не поэт!» — отвечал я.
— А прозаиком быть лучше?
— Гораздо! Если твои книги покупают, ты абсолютно независимый человек. Прозаики, вообще, очень отличаются от поэтов. Другой ритм жизни, работы. Стихи можно писать когда и где угодно. А прозу… Прозаик как токарь: встал к станку и точи много часов подряд. Стихи, даже опубликованные, много денег не принесут. А проза, если она продается, если ее экранизируют, делает тебя независимым человеком. Это сегодня дорогого стоит…
Беседовал Дмитрий КОРЖОВ
«Мурманский вестник», 4 июня 2011 г.
«Нынешние чиновники строят рай для себя и своего клана»
В прямом эфире радио «Комсомольская правда» с писателем беседуют политобозреватель Александр Гамов и радиоведущий Андрей Голубов
«Закон российского кумовства: «дурак, но свой!»
— Юрий, а давайте для начала попробуем сравнить бюрократию советскую и новую, российскую. Какая из них страшнее?
— То, что после девяносто первого года, который стал рубежом между двумя эпохами — социалистической и новобуржуазной, — чиновничество очень сильно изменилось, — факт. В советские времена я был вхож в коридоры власти, причем не по своей инициативе. Скажем, в некоторые — кабинеты ГлавПУРа, ЦК комсомола, ЦК партии — меня вызывали в связи с моими запрещенными тогда повестями — «Сто дней до приказа» и «ЧП районного масштаба». Как вы понимаете, приглашали меня не для фуршета с шампанским. Это называли «снять стружку». Впрочем, тогдашние чиновники умели не только пропесочить, но и выслушать. Нынешние — просто глухари. После 91-го, снова оказавшись как-то во властных коридорах, я обратил внимание на то, что там стало гораздо больше людей. Причем отнюдь не посетителей, а именно хозяев кабинетов!
— А это плохо? Задачи-то усложнились…
— Но страна-то уменьшилась! К тому же нам обещали, что умный рынок сам все обустроит. Вспомните, одним из ключевых лозунгов, под которыми снесли советскую цивилизацию, был «борьба с партократией»! Так называли любого чиновника, ибо его обязательно утверждали в должности парторганы. В принципе и таганский Любимов, и дирижер Спиваков были тоже партократами. Про директора цирка Юрия Никулина и говорить нечего… Но мы ведем речь про аппаратное чиновничество. И в этом смысле их стало по сравнению с советской властью намного больше. Тогда зачем мы сносили общество, где чиновников было меньше, и они выполняли сходные функции? Очередная обманка…
Справка «КП»
В первые дни 2011 года вышел Указ Президента России Дмитрия Медведева об оптимизации численности федеральных госслужащих. До 2013 года число чиновников предполагается сократить минимум на 20 %. Их должно стать примерно на 100 тысяч меньше. По замыслу, акция позволит повысить зарплату оставшимся с 27 тысяч до 35 тысяч рублей, при этом, по словам министра финансов Алексея Кудрина, государство еще и сэкономит 43 миллиарда рублей!
— Минуло пять месяцев, как этот указ начал работать, уже прошли первые сокращения чиновничьих рядов. Но это только полдела. Все-таки главная задача, которая сейчас выдвигается властью, — повышение качества госслужащих.
— Вот это — самый коренной вопрос. Чиновничество не только расплодилось, оно качественно изменилось! И совсем не в лучшую сторону. Когда происходит революционный перелом в обществе, новая политическая власть рекрутирует новых исполнителей, предпочитая набирать служащих не столько по профессиональным навыкам, сколько по принципу политической лояльности. Дурак, но свой! Сколько таких «своих дураков» было в ельцинском окружении. Вспомнить страшно! Помню, общаюсь по поводу «Литературки» с одним начальником: ничего не понимает. Разговорились. Выяснилось, раньше мелким бизнесом пробавлялся, а потом кто-то из его приятелей стал начальником и перетащил к себе в министерство. Такого кумовства при советской власти не было, потому что существовали очень серьезные отделы кадров, которые отслеживали движение человека в управленческой сфере. И чиновника, не руководившего колхозом, управлять сельским хозяйством области никогда бы не поставили! А сейчас у нас может руководить хлеборобами и животноводами человек, который не только колхозом не рулил, а вообще рожь от ячменя не отличит. Сельское хозяйство я здесь выбрал просто как пример. Но поучительный…
Есть еще более серьезная вещь, которая делает нынешнюю бюрократию практически трудно управляемой в смысле государственной пользы. Я немало написал о советской партократии, когда многие помалкивали в тряпочку, поэтому имею право это сказать. Да, советское чиновничество имело массу недостатков. Но оно было вполне профессиональным. И чиновник свои интересы волей-неволей, а чаще вполне искренне связывал с судьбой своей страны.
