– Почему же не вернул?
– Она не захотела.
– Поэтому ты решил найти кого-то другого?
– Именно.
– Что потом?
– Потом ты якобы захочешь вернуться в родной город, я заплачу тебе, и мы расстанемся.
* * *
Звуки, доносившиеся из-за закрытых дверей картинного зала, заставляли кровь стынуть в жилах. Брендс слушал, закрыв глаза. Скотч обжигал губы. Стоны, крики – дикая какофония безумия и страсти.
– Почему ты не захотел присоединиться к ним? – Ламия. Брендсу не нужно было открывать глаза, чтобы узнать ее божественный голос.
– Мне это неинтересно.
– Когда ты создавал меня…
– Когда я создавал тебя, это было другое.
– Прости меня.
– Простить? За что?
– За мою преданность тебе.
– К черту, – Брендс допил скотч, поморщился, налил еще. – Что будет с Ютой?
– Она не умрет, если ты об этом.
– Что будет, когда приедет Гарольд?
– Он не приедет.
– Что?
– Он никогда больше не сможет причинить тебе вред. – Женская рука забрала у Брендса стакан. – Я никому не позволю причинить тебе вред. – Губы. Они почти касались губ Брендса. – Позволь мне обнять тебя, Билли.
– Нет.
– Позволь отблагодарить тебя. Сделать своим господином.
– Не смей прикасаться ко мне! – Брендс оттолкнул ее.
– Ты просто напуган.
– Ты убила человека! Ты убила Гарольда!
– Ты мой создатель, и я всего лишь служу тебе. Тебе, твоим детям и детям твоих детей…
– Замолчи!
– Прости, Билли, но ты не сможешь ничего изменить.
* * *
Солнечный свет. Он заливал гостиные залы дома Леон.
– Ты хорошо служишь, Дэнни.
– Стараюсь, мадам Себила.
– Иногда одного старания мало, – она обняла Юту, прижала к себе, выставляя на обозрение ее грудь. – Посмотри на эту юную девочку, Дэнни. Знаешь, кто она?
– Нет.
– Знаешь, кем был ее отец?
– Нет.
– Знаешь историю этого дома?
– Нет.
– Тогда почему ты здесь, Дэнни?
– Деньги.
– Что еще?
– Власть.
– Еще?
– Секс.
– Докажи. – Руки Себилы надавили Юте на плечи, заставляя встать на колени. Платье упало к поясу, обнажая грудь. – Сделай с ней все, что тебе когда-либо хотелось сделать с женщиной.
– Нет.
– Она будет покорной.
– Потому и нет.
– Ты очень странный, Дэнни.
– Весь этот дом странный.
– Хочешь узнать о нем больше?
– Я уже назвал все, чего я хочу.
– И, тем не менее, я познакомлю тебя с одним человеком. Он писатель. Из Детройта. Он знает об этом доме все, что нужно знать тебе.
– Как вам будет угодно.
– Да, Дэнни, как мне будет угодно. И, Дэнни?
– Да?
– Не разочаруй меня.
* * *
Ресторан «Ред Даймонд». Гастролирующий джаз-бэнд из Нового Орлеана. Столик недалеко от сцены. Ужин на двоих. Блеск столового серебра. Мими Уэлш и Фредерик Лерой.
– Не боишься, что нас увидят вместе?
– Нет, – он сжал ее руку. – Уже нет.
Взгляд через стол. Память через годы.
– Я больше не завишу от обстоятельств, Мими.
– А как же Ив?
– Ты ведь знаешь, я никогда не любил ее.
– Но ее деньги?
– Они больше не нужны мне. Я вернул ее семье все, что когда-то взял.
И снова память… Встреча. Этот странный дом свихнувшегося художника. Клятвы на верность. Страх… Нет! Он больше не будет бояться. Никогда! Теперь все в его руках. Вся его жизнь!
– Ты выйдешь за меня замуж?
– Что?!
– Будущему мэру нужна порядочная жена, Мими.
Память… Нет! Он не хочет знать, что связывает его молодую жену Ив и дом художника. Нет, он не претендует на эту историю.
– Я хочу знать, Фредерик.
– Почему сейчас?
– Потому что ты предлагаешь мне стать частью твоей жизни.
– Ты не поймешь.
– Я постараюсь.
– Ты не поверишь…
Память…
Картины. Они сводят его с ума.
– Что ты видишь? – спрашивает мужеподобная женщина.
– Солдаты, – шепчет Фредерик.
– Ты видишь солдат?
– Да.
– Что они делают?
– Они насилуют женщин и детей. Белых. Они убивают их. Сжигают живьем. Вспарывают им животы и заставляют рабов насиловать умирающих в окровавленные раны.
– Тебе страшно?
– Да.
– Чего ты боишься?
– Их смеха.
– Ты ведь приехал с юга, Фредерик?
– Да.
– В какую форму одеты солдаты?
– Конфедерации.
– Может быть, среди них есть твой дед или отец?
– Нет.
– Почему же нет, Фредерик?
– Потому что эти солдаты… Они не люди… Нет. Сам дьявол прячется у них за глазами.
– Твой отец был другим?
– Да.
– А ты?
– Я тоже другой.
– Докажи.
– Как?
– Убей солдат! Убей их всех!
Холод клинка обжег сжатую в кулак руку Фредерика. Сталь блеснула, рассекая полумрак. Реальность перестала существовать. Он был там – в том времени, в том доме. Крался на цыпочках, ведомый лишь одним желанием, лишь одной страстью. Убить! Убить! Убить! И пролилась кровь.
Солдат вскрикнул, зажал руками перерезанное горло и упал замертво. Фредерик взмахнул клинком, отсекая кисть его товарища. Дикий вопль заглушил стоны умирающих жертв. Фредерик занес клинок над головой, и опустил на зажимающего обрубок руки солдата. Тот метнулся в сторону, попытался уклониться. Сталь лязгнула по черепу, расцарапала щеку, отрезав ухо, и глубоко ушла в предплечье, разрубая кости. Лезвие застряло в агонизирующем теле. Солдат повалился на спину, увлекая Фредерика за собой. Грянул выстрел. Пуля просвистела где-то над головой. Фредерик освободил клинок, поднялся на ноги. Третий солдат опустил приклад винтовки на пол, достал патрон из подсумка, оторвал зубами часть гильзы, высыпал порох в ствол и протолкнул в него пулю. Выбросив вперед руку с окровавленным кинжалом, Фредерик бежал к солдату, перепрыгивая через разлагающиеся тела убитых хозяев дома. Солдат дослал пулю внутрь ствола, отбросил шомпол, взвел курок, достал капсюль, но в тот самый момент, когда капсюль был надет на шпенек, беспощадная сталь разорвала грудь, пронзая сердце. Солдат выронил винтовку, открыл рот в безмолвном крике, упал на колени и замер. Залитый кровью, с безумным взглядом Фредерик огляделся, ища себе новых жертв.
