– Ты дашь ему то, чего не даст ни один из нас.
– Я дам ему то, о чем каждый из вас не мог даже мечтать. Но позже. Намного позже.
Но Ивона не хотела ждать. Она требовала, кричала. А потом пила, пила, пила…
– Что ты делаешь, Ив? – спросил однажды Дэнни, выбрав тот редкий момент, когда скотч и отчаяние не затмевали сознание супруги.
– Я просто боюсь, – призналась она. – Боюсь, что Джейкоб станет таким, как Бобби. Боюсь, что не увижу, как он вырастет.
– Ты не умрешь, Ив. По крайней мере не так скоро.
– Все мы когда-нибудь умираем, – она улыбнулась. Налила себе выпить. – Знаешь, Дэнни, у Себилы есть какие-то планы на Джейкоба. Особенные планы.
– Он не принадлежит ей, Ив.
– Нет, каждый человек кому-то принадлежит. Мы, например, принадлежим этому дому. А этот дом принадлежит Себиле. Я понимаю, ты мужчина и тебе сложно признать это, но… Но я не боюсь этого, Дэнни. Мы – рабы на службе этой женщины. И единственное чего я хочу, так это увидеть за свою жизнь как можно больше. – Она выпила. Налила еще. – Ты сильнее меня, Дэнни, поэтому поговори с ней, попроси не томить меня ожиданием.
Он промолчал, хотя мыслей было слишком много. Ивона никогда не была его другом. Так же, как он никогда не был рабом.
– Мы должны избавиться от Себилы, – сказал он в эту ночь Брендсу.
– Власть сводит тебя с ума, Дэнни.
– Не будь стариком.
– Я и есть старик.
– Черт! Не смей отворачиваться от меня, Билли! – Маккейн взял себя в руки. – Не сейчас. Прошу тебя.
– И ты тоже ее боишься.
– Боюсь.
– Мы все не более чем буквы в этой истории, Дэнни.
– Она забрала у меня Бобби, Билли. Но клянусь, я не позволю ей забрать у меня Джейкоба.
– Прости, Дэнни, но ты сам забрал у себя Бобби.
– Ты знаешь, у меня не было выбора. Я сделал это ради внука.
– Почему ты думаешь, что выбор есть у тебя сейчас?
– Его и сейчас нет, Билли. Я принял решение, и, надеюсь, ты поможешь мне.
– Да-а-а… Мне шестьдесят три года, Дэнни.
– Смерть невозможно упустить, Билли. Но вот жизнь… Жизнь упустить можно.
И Брендс снова бежал. Бежал после стольких лет затишья и оседлой жизни.
* * *
Рем.
«Каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственной похотью. Похоть же, зачавши, рождает грех, а содеянный грех рождает смерть». – Послание Якова, гл. 1.
– Мистер Брендс! – Рем бежал за стариком. – Билли Брендс!
– Я могу вам помочь, молодой человек?
– Мне сказали, вы искали меня. – Рем остановился, переводя дух.
– Я искал не вас, а того, кто может дать совет и, может быть, помочь.
– И насколько глубока ваша печаль?
– Боюсь, вы слишком молоды для своего сана, – Брендс улыбнулся.
– Я просто быстро учусь, мистер Брендс.
– И что же вы изучаете?
– Все.
– Все?! Не слишком-то по-христиански, юный святой отец.
– Апостол говорит: «Да исследует человек самого себя и затем лишь вкусит от того хлеба».
– Иногда даже апостолы говорят истину.
– И люди.
– Но реже.
Они выбрали тихий бар. Заказали выпить.
– Верите ли вы в Ад, юный святой отец?
– Если есть Рай, значит, есть и Ад.
– Я не спрашиваю о догмах. Я спрашиваю лично вас.
– Я должен верить, мистер Брендс.
– Но не верите…
– Вильгельм сказал: «Я видел одну женщину, которая была убеждена, что черт познает ее изнутри, и сказал, что подобное чувство невероятно». Понимаете, мистер Брендс? Верить можно лишь тому, что видел, в чем убедился на своем опыте.
– Раньше за это жгли на костре, молодой человек.
– И пытали раскаленным железом, – Рем выловил из своего стакана оливку. – Я изучал экзорцизм, изучал изгнание бесов, перечитал откровения всех святых и апостолов… И знаете, что я понял? Тайны лгут. Они нужны лишь для того, чтобы оправдать бессилие и беспомощность.
– Так вы ищете тайны, молодой человек?
– Я разгадал их все.
– Тайны прошлого.
– Без прошлого нет будущего, мистер Брендс.
– Но живем-то мы в настоящем. И тайны… Они вокруг нас. Внутри нас. Тени. Мысли. Нужно лишь уметь искать.
Они переглянулись и заказали еще выпить.
* * *
Дальняя комната в доме Пита Самерсхеда…
И разверзлась Геенна огненная. И увидел Рем, как демоны в облике младенцев насилуют плачущих матерей. И услышал он крики праведников, горящих на кострах. И застлал пепел от их тел небо. И пролилась кровь Христова. И впились грешники зубами в его плоть. И не могли насытиться. И побежал Рем. Побежал прочь от этого безумия. И видел он Соломона, совершающего жертвоприношения перед богами, которым поклонялась его жена. И видел он утопленных в реке ведьм, сохранивших в себе веру в Господа и потому прощенных. И слышал он великие предсказания. И слышал голоса инквизиторов, цитирующих «Multorum querela». И видел, как умирают целые стада. И бежал по их разлагающейся плоти. И чувствовал, как смрад проникает в его тело. И зарождаются болезни. И вымирают целые города. И Ад приходит на землю. Настоящий Ад. И сорваны печати. И стучат копыта всадников, спешащих за его душой. И закричал Рем. Упал на колени и начал молиться. И расступились чары. И увидел он райские кущи. Бескрайние сады и женщин, зовущих его. И солнце согрело его дрожащую плоть. И душа расцвела в чудесных объятьях. И отдался он этим ласкам. И растаял в сладостных поцелуях. И не пожелал возвращаться…
– Очнись, святоша.
Женщина, слуга дьявола в доме Пита Самерсхеда. Она стояла над ним, а он – служитель бога, валялся у нее в ногах.
– Что это было? – прошептал Рем, пытаясь подняться.
– Ты кончил.
Рем смотрел на картины. Его лицо. Он был уверен, что оно где-то там. Скрыто грудой мазков и красок. И он проклят, отныне и присно, и во веки веков… Черт бы его побрал!
Он собрал свои вещи и покинул комнату.
– Выпей, – Брендс протянул ему стакан. Скотч протрезвил рассудок. Помог собраться.
– У меня нет слов, – прошептал Рем. Никогда прежде он не чувствовал в себе столько веры. Никогда прежде он не был так счастлив. – Я хочу испытать это снова, мистер Брендс. Вы говорили, что есть дом.
– Боюсь, тебе еще рано приходить туда.
– Я подготовлюсь.
