Она посмотрела на него. Что-то в Себастиане показалось ей очень трогательным. За это время он утратил обычно имевшуюся у него небольшую точку опоры и безнадежно упал в их глазах. Таким слабым она его еще никогда не видела. Она попыталась заглянуть в его усталые глаза, хотела видеть их.
– Если ты ответишь мне на один вопрос.
– Какой же?
– Входи.
Она кивком попросила полицейского отодвинуться и впустила Себастиана в квартиру. Там было светло и очень мало мебели. Налево находилась кухня, которой, казалось, пользовались редко. Направо, за прихожей, располагалась гостиная, меблировка состояла только из дивана и большого стола. На столе фонарик. Повсюду большие напольные лампы. Вся квартира производила крайне педантичное впечатление, будто в ней вовсе не жили. Было жарко – в основном из-за отсутствия занавесок и жалюзи, отчего солнце светило прямо в квартиру. Себастиан прошел следом за Урсулой в спальню.
– За вещами он, во всяком случае, следил тщательно. Все лежит в идеальном порядке.
Она выдвинула верхний ящик комода и показала стопку сложенных голубых ночных рубашек. Рядом открытые упаковки нейлоновых чулок.
– Правда, мерзко?
Он кивнул в ответ.
– Если заглянешь сюда, тебе станет плохо, – продолжила Урсула.
Она указала на дверь, которая, казалось, вела в гардеробную или в маленький чулан. Себастиан двинулся туда.
– Надень бахилы.
Она протянула ему несколько пластикатовых бахил. Он взял их, наклонился и начал натягивать их на черные ботинки. Она протянула ему пару стерильных перчаток.
– Надень их тоже.
Себастиан с благодарностью взял перчатки.
– Что у тебя за вопрос?
– Зачем ты спал с моей сестрой?
Он посмотрел на нее с удивлением. Он мог бы сто лет гадать, о чем она хочет у него спросить, но до этого не додумался бы точно.
– Меня это всегда интересовало, – добавила она.
Барбру. Так давно. Зачем? Что ему отвечать? Что он может ответить? Ничего. Он покачал головой.
– Наверное, я не смогу ответить.
Урсула кивнула про себя.
– Ладно. Я просто пытаюсь найти способ тебя простить.
– Зачем?
– Потому что мне кажется, что тебе это нужно.
Их взгляды встретились. Замкнулись друг на друге. Она хорошо его знала. Урсула незамедлительно прервала это мгновение, всплеснув руками.
– Впрочем, я могу ошибаться, – непринужденно произнесла она. – Осматривай, если хочешь.
Она развернулась и ушла обратно на кухню. Себастиан остался стоять. Посмотрел ей вслед, не зная, что ответить. Что ни скажи, он обидит ее. А этого ему не хотелось.
Он открыл указанную Урсулой дверь. Помещение оказалось маленьким. Вдоль одной стены скамья с принтером. Коробки с фотобумагой. На стене мазонитовая доска. Себастиан подошел к ней. На доске висели четыре пачки фотографий, каждая со своим зажимом для бумаги. Над ними тушью написаны цифры – 1, 2, 3, 4 – и обведены кружками. Подойдя поближе, Себастиан увидел, что изображено на снимках. Его женщины. Все четыре. Перепуганные. Сфотографированные в ракурсе, который лучше всего описать, как ракурс Господа Бога. Фотограф смотрел на них сверху. Управлял ими. Себастиан надел перчатки и снял пачку, висевшую под тройкой. Катарина Гранлунд. Обнаженная и плачущая на первом снимке. Мертвая, уставившаяся прямо перед собой на последнем. Он пролистал другие пачки тоже. Пролистал быстро. Не хотел застревать на деталях. Последний снимок каждой серии был одинаковым. Нож, перерезавший им горло. Себастиану стало плохо. Захотелось убежать оттуда как можно дальше. Будто его бегство могло сделать преступления несостоявшимися. Но он остался на месте. Повесил снимки обратно. Отвел взгляд. Услышал Урсулу на кухне. Она была права. Но вместе с тем заблуждается. Как он когда-нибудь сможет получить прощение? После этих снимков.
Он вернулся в спальню. В основном для того, чтобы уйти от этого ужаса. Маленькая спальня соответствовала по стилю остальной квартире. Единственным отличием была светлая, аккуратно застеленная односпальная кровать. Так же много напольных ламп. Фонарь на прикроватном столике. Так же светло. Однако после фотографий на стене этот свет воспринимался как ложь. Эта квартира была самой темной из всех, где ему доводилось бывать. Он заглянул в единственный платяной шкаф. Здесь в ряд висело несколько хорошо отглаженных рубашек и брюк. Под ними в проволочных корзинах, в военном порядке, лежали батарейки и фонари. В корзинах нижнего яруса – носки и трусы.
Ральф Свенссон ценил фонари больше нижнего белья. Наличие у него невроза навязчивых состояний не вызывало никаких сомнений. Вопрос состоял в основном в том, сколько диагнозов ему можно поставить. Если кому-нибудь вообще захочется этим заниматься. Себастиана, по крайней мере, это больше не волновало.
Он вынул один из больших фонарей. Нажал на черную резиновую кнопку. Лампочка сразу зажглась. В полной боевой. Готов распространять вокруг себя свет. Укладывая фонарь на место, он обратил внимание на что-то, лежавшее под фонарем. Спрятанное. Похоже на водительские права. Во всяком случае, светло-красный, почти розовый цвет показался ему знакомым по собственным правам. Он осторожно вынул это и развернул.
На него смотрела фотография Тролле Херманссона. Его моментально пронзил холод. Одновременно с болью. Он почувствовал необходимость посмотреть снова. Прочесть текст. Несколько раз. Каждый раз там оказывалось написано: Карл Тролле Херманссон.
Поэтому-то он и не отвечал.
Поэтому-то его и не было дома.
Он нашел того, кто преследовал Себастиана. Возможно, даже спас Анну. Но заплатил за это жизнью.
Никакого другого объяснения быть не могло. Почему бы иначе права Тролле находились в самой темной из квартир?
Себастиан понес еще одну потерю.
Всех, к кому он прикасался, вырывали у него. Жестоко и насильственно. Такова правда. Единственная правда, которая раз за разом являлась ему. Он долгое время пытался бороться с ней, не подпускать ее к себе. Винил всех остальных, кроме себя. Бога, мать, отца, Анну, Ванью – да, всех, кроме того, кто на самом деле несет ответственность. Поскольку всему виной оказывался только один человек. Он осторожно положил фонарь обратно. Засунул права в карман.
Все кончено.
Он сдался.
Внезапно у него за спиной возникла Урсула.
– У него еще был компьютер. Билли его изучит. Поскольку он швырнул его в стену, там наверняка что-то есть.
Себастиан не ответил. Она повернулась, чтобы уйти обратно. Тут он собрал последние силы и попытался ее остановить.
– Урсула?
Она не ответила, но остановилась.
– Я думаю, что нуждаюсь в прощении. Только я не знаю, как мне его хоть когда-нибудь получить.
