А я смотрел на Леонида, он ел, похохатывал, что-то
рассказывал, весело блестя зубами, жестикулировал. Неужели, мелькнула мысль,
он… это вот, которое Леонид, тоже… есть? Существует?.. И тоже что-то чувствует,
понимает, даже думает?.. Неужели в этом существе тоже есть «я»?..
Не слишком ли много, метнулась смятенная мысль. Я – это
понятно. Я себя чувствую. Его я не чувствую, значит – его нет. Или оно
есть, как некий орнамент вокруг моего бытия. Как деталь некого извилистого
коридора моей жизни, моего пути. Я иду, мне кажется, что передо мной
простор, а на самом деле всюду незримые стены, где камнями служат и люди, и
взгляды, и мои собственные желания, хотения, заблуждения, страхи, надежды.
Я видел, что эти остальные посматривают на меня как-то
странно. Да, держусь как-то иначе, хотя вроде бы уже не инопланетянин… хотя кто
знает… но все же теперь я чувствую себя так, словно стою на следующей ступени
эволюции, а они остались еще там, в млекопитающих. Пусть даже в приматах.
– Только шампанское, – сказал Леонид со вздохом.
Он поднял бокал, рассматривал пузырьки, отчего его глазные яблоки жутко
скосились почти на кончик носа. – Даже от пива начинается. Ну, голова
трещит, тяжесть во всем теле…
– У всех тяжесть, – живо возразила Настя. –
Это же расслабон! Такой приятственный.
– Приятственный, – буркнул Леонид. – Но когда
задницу не можешь вытащить из глубокого кресла…
Он жаловался и жаловался, а я внезапно подумал: а чем у меня
лучше? Да, я сильнее, моложе, здоровее. Лучше выгляжу, женщинам нравлюсь. Но
всего через несколько лет, пусть даже несколько десятков лет, ведь это так
мало! – состарюсь до безобразия, буду ходить с палочкой, забывать свое
имя, гадить под себя… а потом и вовсе угасну. Совсем. Меня сожгут или закопают,
но это будет уже потом, а еще до этого меня не станет.
Лена как услышала мои мысли или же тень моих мыслей, потому
что от самих мыслей ее бы перекосило, если бы не умерла сразу от ужаса.
– Будет вам расслабон! Вот если та комета в самом деле
шарахнет…
– В самом деле, – подтвердил Леонид хмуро. –
Астрономы еще в Древнем Египте точно предсказывали затмения и движения планет.
А сейчас так и вовсе до долей секунды и до миллиметра!
Настенька обернулась ко мне.
– Что-то Егор теперь такой молчаливый!
– Грустит, – поддакнул Леонид.
– О чем?
– Ну, о чем может грустить молодой и здоровый мужчина?
– Фу, какой ты…
Леонид с хитрой усмешкой повернулся ко мне.
– А в самом деле. Как думаешь, есть шансы хоть кому-то
уцелеть в этой всемирной катастрофе? Если закопаться в бункеры, сделать запас
еды на сто лет…
– А какая ж это всемирная? – удивилась
Лена. – Всемирная – это когда все вдрызг!
Они с таким смаком рассуждали о столкновении кометы с
Землей, что у меня волосы зашевелились на затылке. Они ж ничего не понимают!
Они по-прежнему чувствуют себя на той земле, что неподвижна, плоская, как
бильярдный стол, стоит на трех китах и накрыта надежным хрустальным куполом… ну
пусть в центре мироздания, а вокруг нее крутится всякая там мелочь вроде
Солнца, Луны и звезд… И никакая комета…
И опять не то, мелькнула страшная мысль. Что такое
по-настоящему всемирная катастрофа? Это не удар кометой, не ядерная война, не
экологический хаос или перенаселение! Это не истощение ресурсов. Всего лишь
гибель человечества или всей планеты Земля. Мелочь… Всемирная – это когда
умру я. Со мной исчезнет и весь этот мир.
И вообще все.
Глава 6
Когда они ушли, Лена села дозваниваться до Макеевых, если
что не так, то можно и на электричке к дачам, а я побрел в ванную. Снова из
зеркала с недоумением уставилось существо, в которое я всажен. Вода бурно
хлестала из обоих кранов, я торопливо разделся, ноги мои заученно перенесли
меня через уже теплый эмалированный край.
Лежа на дне, сперва чувствовал тяжесть своего тела, потом
вода поднялась, я ощутил себя в невесомости, блаженном состоянии, испытанном
разве что в доразумности, когда витал вот так же в околоплодных водах…
Горячая вода чуть ли не пропитывала тело насквозь, малейшее
движение, как пушинку, приподнимало в общем-то грузное тело моего
разумоносителя. Вдруг, когда чувствовал покой и счастье, кольнуло горькое: но
это все временно! Потом этого никогда не будет. Когда твои обглоданные червями
кости будут лежать в земле, уже никогда не ощутишь, как опускаешься в горячую
воду, как нежишься перед тем, как потянуться за увлажняющими и сберегающими
шампунями…
Горечь перешла в холод. Страх прокатывался по телу все
учащающимися волнами, словно я превратился в судорожно убегающего червяка. Во
мне возникла жажда что-то делать немедленно, ведь я с каждым мгновением старею.
Потом чернота накрыла сознание. Я забарахтался, вода
выплеснулась через край, я услышал ее плеск по кафелю, а порог низкий, если
перетечет, то сквозь щели попадет к соседу внизу… Чернота медленно, очень
нехотя отступила.
Я свесил голову над краем, пустяки, вылилось не так уж и
много, но теперь я торопливо ловил взглядом плитки, считал их прямо и по
диагонали, множил, высчитывал, сколько пошло на стену, сколько под раковиной… и
холод начал медленно истаивать, только внутри все же осталось странное чувство
потери.
Так же торопливо я намыливался, терся щеткой, а перед
мысленным взором прокручивал формулы завитков газа, дорогу в булочную… нет,
лучше к стадиону, лица Насти и Леонида, а когда споласкивался и наспех
растирался полотенцем, уже прислушивался к работающему телевизору, голосу Лены,
она напевала что-то вместе с группой «Квин».
Потом снова звонок, я услышал ее звонкий голосок:
– Точно?.. Уже?.. Пригнал?.. Ну, наконец-то… Много
содрали?.. Грабители… Это они нарочно такие термины придумывают, чтобы голову
заморочить… Хорошо, я буду там в шесть. Да ничего, я всегда просыпаюсь рано.
Ладно, до завтра!
Когда я появился, уже сухой и чистый, но пустой внутри, она
сидела в позе школьницы перед телевизором. Увидев меня, оживилась:
– О, какой чистенький!.. Все, машина уже вышла из этого
чертова сервиса. Как новенькая, хотя обошлось это… Так что недельку-две я не
буду вылезать с дачи. Если что нужно будет, звони туда.
Я покосился в темное окно:
– Ого, уже скоро ночь. Оставайся до утра. Отсюда к
Макеевым ближе.
Она взглянула как-то нерешительно, в голосе было колебание:
– Да как-то…
– Ерунда, – сказал я искренне. – Им к тебе
крюк через весь город, это полтора часа на машине! А утром время дорого. А ко
мне не больше десяти минут!
Она снова долго думала, поглядывая на меня, наконец ее
бровки поднялись.
