Фигура джентльмена растворилась в клубящемся над Темзой тумане, сделав на прощание изящный полупоклон. А новоявленный Потрошитель проснулся в холодном поту, долго не мог прийти в себя, ловя ртом воздух.
- Ах ты, черт! - пробормотал он, когда дар речи вернулся. - Черт!
Он встал с постели и подошел к окну, распахнул его, в лицо ударила косая ледяная крупа. На востоке небо чуть посветлело, и бледное зарево рассвета показалось ему зловещим предзнаменованием.
Он посмотрел на свое тело, на руки, усомнившись в содеянном.
- Могу ли я остановиться? - беззвучно промолвил он, ни к кому не обращаясь.
И понял, что не может. Придется идти до конца. Он уже ощутил вкус крови, предсмертный ужас жертвы проник в его сердце, словно опиум в задымленной лондонской курильне.
Сам того не ожидая, он повторил шутовской полупоклон джентльмена: опомнился, выпрямившись, со свистом втянул в себя воздух. Вот это да! Он что, становится чужим самому себе, перенимает чьи-то манеры? Холодная дрожь прокатилась по его телу, которое теперь уже не совсем, не полностью принадлежало ему. Чушь! Такого не бывает. Временное помрачение рассудка - от усталости, от многолетнего существования на грани нервного срыва.
Он перестал анализировать мысли и поступки, отделять свои от «чужих». Это давалось ему все труднее. Существо-тень начало жить в нем, не давая о себе знать до определенного момента. Короткий, упоительный акт кровавой драмы, и Тень уходила со сцены, оставляя его на месте преступления, опустошенным, измотанным до крайности. Он вступил в сговор с Тенью, согласился предоставить ей себя для осуществления ее желаний. Он запутался в ее липкой, прочной паутине, как легкомысленная мушка, позволяя ей питаться своими соками. Он уже не помышлял о свободе.
Однако они с Тенью все же разные - иногда, на миг, ему удавалось осознать это мучительным усилием ума. И он рискнул предложить Тени новую игру: медленное, изощренное, замысловатое убийство, чтобы вдоволь насладиться отчаянием жертвы, ее страхом, смертной истомой в ее полузакрытых глазах, ее душевным, а затем и физическим угасанием. Растянуть удовольствие во времени.
Тень то ли согласилась, то ли проигнорировала его предложение. Ну и что? Он это сделает, а там - посмотрим. Он притащит следующую жертву в свою мрачную пещеру, откуда ей уже не выйти, и они с Тенью устроят шикарное развлечение!
- Тебе понравится, - уговаривал он незримого спутника. - Вот увидишь.
Тень затаилась, притихла.
Тот, кто назвал себя Потрошителем, действовал по заранее разработанному плану. Сложному, в силу ряда обстоятельств, зато верному. Во всяком случае, события развивались как по писаному. Незначительные сбои и просчеты бывают во всяком деле, поэтому он просто не обращал на них внимания.
Самое удивительное, что теперь, когда до финального аккорда оставалось всего ничего, начались странности. Он уже не был уверен, чего именно хочет. Обладание жертвой, полная и безоговорочная власть над ней раскрывали перед ним новые перспективы. Он оглядывался назад - и не узнавал себя прежнего. Как скучна, однообразна и пресна была его жизнь! Какими тусклыми, бледными были ощущения! Он не дышал, не горел, не замирал от предвкушения завтрашнего дня и того, что этот день принесет с собой.
Он видел, как беспомощны, примитивно грубы попытки поймать его, и ликовал. Он упивался собственной исключительностью, безнаказанностью. Он почувствовал вкус азарта, вызова, который он бросил людям. Пусть попробуют перехитрить его! Он играет с ними, как кошка с мышью, а они только ужасаются и разводят руками.
Только сейчас он осознал, что заставляет людей карабкаться на Эвересты и пускаться в одиночку вокруг света, входить в клетку к тиграм, прыгать с головокружительной высоты. Он возомнил себя чуть ли не героем, который водит за нос целую армию преследователей.
Но иногда, длинными лунными ночами, он содрогался от одной мысли о будущем, о невозможности возврата, о сожженных мостах. Тогда он понимал, что его, как потерявшую управление лодку, несет на острые скалы крутая штормовая волна - и неминуемо разобьет, расколет в щепки. Пока этого не случилось, у него еще есть время глотнуть воздуха, выпить последний жгучий стакан рома. А пьяному - море по колено! Он не успеет почувствовать сокрушительную, неумолимую силу удара.
Тот, кто назвал себя Потрошителем, в такие минуты находил отраду в созерцании беспомощной, затравленной жертвы. Его последний миг еще не наступил, а ее… вот он, на остром, как бритва, лезвии ножа.
С величайшими предосторожностями он спускался в глубокий, темный подвал, переодевался в бесформенный черный балахон и колпак с прорезями для глаз, отпирал тяжелую дверь, прислушивался. Узница спала, одурманенная снотворным, которое он добавлял в воду, или, гремя цепью, забивалась в угол при его появлении. Королева, лишенная трона и подданных, ожидающая пыток и казни. Что может быть забавнее подобного зрелища?
Он подкрадывался к топчану, если она спала, и нашептывал ей на ухо безумные речи, прикладывая к пульсирующей жилке на ее шее холодное острие ножа, водил лезвием по ее груди, сжатой плотным корсажем. Нет, он не станет погружать нож в ее нежную плоть, пока рано… рано. Она еще не испытала всего, что заслужила. Смерть ужасна, но это все-таки конец.
- Я еще не наигрался, - шептал Потрошитель. - Не насмотрелся на тебя. Нам еще не пришла пора расставаться.
Каждый день он приносил в темницу свечу, еду и питье. Свечу приходилось устанавливать высоко, в нише под потолком, чтобы пленница не вздумала устроить пожар. С нее станется, пожалуй!
Он обнаружил эту нишу непонятного назначения случайно, она была глубокой и открывалась наружу. Наверное, ее применяли или в качестве вентиляционного отверстия или для сообщения с соседним помещением. По наружной стене к нише вели выступы, по которым можно было взобраться наверх. Таким образом, если дверь вовсе не открывать, ниша служила бы единственным отверстием во внешний мир. Он еще не придумал, как это использовать.
Когда пленница не спала, развлечение приобретало иной, более острый вкус. Потрошитель рассказывал ей о подробностях будущей смерти. Он грозил, что разрежет ее живьем, вытащит сердце и почки, разложит куски тела по полу, как он некогда сделал с Джейн Келли.
- Ей было всего двадцать четыре года! - злобно шипел он, проводя по лицу и шее узницы лезвием ножа. - А она уже много лет продавала свое тело. Шиллинги, пенсы… какая мерзость! В Уайтчепеле ее звали Черной Мэри. А тебя как зовут, детка? Белая продажная леди?
- Покажи лицо! - вдруг выкрикнула она, пытаясь дотянуться до колпака на его голове.
- У палача нет лица, - усмехнулся он. - И у Потрошителя нет лица. Говорят, что он был то ли врачом, то ли членом королевской семьи, то ли адвокатом. Ходили слухи, что он якобы утонул в Темзе. Утопился! Не стоит верить слухам, детка. Тени исчезают, чтобы появиться вновь. Они путешествуют во времени, приходят и уходят, когда хотят. Тени не имеют лиц! Они не оставляют следов. Все мы в той или иной степени тени. Не только я, но и ты!
