– Догнать! – Ворон обессиленно присел на землю. – Догнать…
Но разбойники, опасливо косясь на заросли, не торопились входить в них.
– Трусы!
– Погодь, атаман… – встал рядом с ним Убейволк. – Не горячись… Ночь на дворе. Что мы там увидим? Скорее глаза ветками повыбиваем… Он без ружья, беды нам не сделает. Да и подрезал ты его… Так что к утру только ослабеет от потери крови. А если повезет, то и от пропасницы… Вот тогда я его и найду. Клянусь… Теперь уж наверняка никуда не денется. Там, – махнул рукой, – плавни и безлюдье на сотни верст. А здесь – мы…
Ворон подумал немного и кивнул нехотя.
– Разумно. Будь по-твоему.
После повернул лицо к байдаку.
– Ты почему промахнулся? Раньше метче стрелял?
– Паныч под руку толкнул… – проворчал кормщик. – Дозволь, атаман, я его прибью?
– Делай, как знаешь… – махнул тот здоровой рукой. Но пока Типун обрадованно доставал саблю, Ворон продолжил: – Только не забудь после кинуть сто монет в общий котел.
– Что?! Сто монет?! Атаман, да не заплатит нам никто за этого вылупка таких денег! Типун мне на язык.
– Хочешь об заклад побиться? Хорошо, я принимаю. Десять монет ставлю, что выторгую за паныча сотню.
– Тьфу, – сплюнул кормщик с досады и еще раз отвесил мне крепкого пинка. Но я уже был готов к этому и принял удар на здоровый бок. – Хай он пропадом пропадет, твой паныч. Не трону. Но я тебя не понимаю, атаман. Что-то ты слишком мягким стал. Не к добру это, типун мне на язык.
– Паныч, конечно, подкузьмил тебе. Но в чем его вина? Что, знакомого спасти хотел? Так это по нашему, казацкому обычаю. И от незнания… Знал бы, что промеж нами, может, поостерегся бы влезать. Так что, по уху съезди, не без этого, а как же, но и не особо усердствуй. Хлопец в своем праве.
– Обойдусь, – проворчал кормчий, что, впрочем, не помешало ему все же дать мне еще одного пинка. Правда, уже без злости. Так, мимоходом.
– Убейволк, ты голос подал – тебе и за старшего быть, – продолжал распоряжаться Ворон, – покуда я посплю. Троих поставь в дозор, остальным тоже отдыхать. Утром решим, что делать дальше. Вокруг ведь и впрямь на сто верст никого, а зацепил я его крепко. Может даже, до кости.
– Как скажешь, атаман, – следопыт принял приказ как само собой разумеющееся. – Сам посторожу. Если Полупуд сунется – живым не уйдет.
– Вот и славно… – Ворон только теперь выпустил саблю и позволил Хрипуну осмотреть рану.
И нескольких минут не прошло, как все угомонились. Весь день на веслах, хоть и по течению, не у телевизора на диване валяться. Бодрость от грозы и купания схлынула, возбуждение – вызванное появлением Полупуда – тоже, и усталость навалилась вдвойне. И не только на разбойников. Как ни убеждал себя, что надо держаться начеку, глаза то и дело закрывались, и я проваливался в бездонный колодец. Вздрагивал, понимая, что падению не будет конца, и снова бессмысленно таращился во тьму.
Иной раз тучи расступались, и я смотрел на засеянное звездами небо, вспоминая о таких же ночах, проведенных рядом с Полупудом. Потом снова падал и проваливался…
В одной из таких полудрем мне показалось, что что-то плеснулось рядом с байдаком. Я насторожился, прислушиваясь, но минута сменяла минуту, а ничего не происходило, и я снова погрузился в сон.
Мысль о том, чтобы сбежать, оставил сразу. Василий не просто так показался, он давал понять, что жив и не бросил меня. Но беда в том, что даже сбежав удачно, с моим умением ходить скрытно, я привел бы погоню прямиком к Полупуду.
Именно это, как я подозреваю, и стало основной причиной, почему Ворон запретил Типуну расправиться со мной. Значит, тем более бежать нельзя. Но все равно, как ни крути, я по-прежнему оставался приманкой. Мысли об этом не прибавляли бодрости. Зато сонливость прошла.
Как известно, бесцельное ожидание выматывает больше всего, так что я уже и от уз освободился, и нож из сапога достал, на всякий случай, а ночную тишину по-прежнему не нарушал ни один подозрительный шорох. От напряженного вслушивания и высматривания неизвестно чего мне даже стало казаться, что звезды больше не стоят на одном месте, а плавно плывут по небу, размеренно покачиваясь, словно пытаются снова убаюкать меня и вернуть обратно в царство Морфея.
Что?! Плывут?! Звезды плыть не могут! Значит… Я чуть не взвизгнул от радости. Так вот что тогда плеснуло. Причальный конец отвязался и упал в воду. Весь вопрос в том – сам отвязался или его отвязали?
К сожалению, качку не один я почувствовал…
– Типун мне на язык, если мы не плывем… – пробормотал кормчий, поворачиваясь на бок. – Или это мне снится?
– Снится… – произнес я тихонечко, затухающим шепотом, как матери убаюкивают детей. – Снится… спи…
Но на опытного кормчего это совсем не подействовало.
– Кой черт снится?! Если мы уже почти на стремнине?! – вскочил Типун на ноги. – Это ты, байстрюк, байдак отвязал?! Ну всё! Молись, паныч! Наплевать на сто монет! Убью и весь сказ!
Разбойник так разозлился, что выхватил саблю и бросился ко мне, явно собираясь исполнить обещание.
Возможно, я не герой, чтоб уж совсем бесстрашно глядеть в глаза смерти, но и не трус. При виде обнаженной сабли руками голову не закрываю. Хотя мог и закрыть. В данном случае они мне были без надобности. Хватило ног. Подтянув колени к животу, я со всей силы пнул Типуна в грудь, как только кормчий завис надо мною, явно собираясь довести дело смертоубийства до конца. Сработало! Мощным толчком кормщика, как катапультой, выбросило за борт. Только плеск пошел.
– Молодца, Петро! Я знал, что ты не дашь себе в кашу плюнуть! Жаль, спишь долго. Все веселье пропустил…
– Василий!
Я вскочил на ноги, по-прежнему не видя запорожца. И не только я. Те двое, что с Типуном пошли байдак охранять, тоже вертели головами во все стороны, стараясь разглядеть врага. Но его нигде не было. И тогда одному из разбойников пришла в голову умная мысль. Он шагнул ко мне, сграбастал за шиворот и притянул к себе. Руки я держал за спиной, как связанные.
– Эй! Полупуд! – крикнул в ночь «сообразительный». – Покажись, если паныча жалко. Ворона здесь нет, а я церемонится не стану! Чикну по горлу и за борт отправлю. Слышишь меня?
– Не глухой… – ответил запорожец и запрыгнул в байдак через корму. Видимо, на кормиле стоял. – Отпусти хлопца. Сами дело уладим.
– Вот дурной, – хохотнул тот, притягивая меня к себе поближе. – Мне ж только выманить тебя надо было. А теперь и тебя Карпо пристрелит, и панычу аминь.
Услышав характерный щелчок кремневого замка на мушкете, научился уже распознавать, я сделал то, чего от меня не ожидал никто. Да я и сам, если честно, тоже до последнего не был уверен, что смогу. Но, как говорится, беда самый лучший учитель.
Разбойник держал меня так близко к себе, что для удара ножом в печень понадобилась доля секунды, а уже в следующее мгновение, оттолкнувшись от настила, я всем корпусом, как в регби, толкнул его в сторону стрелка.
