На столе поблескивали в электрическом свете непочатая бутылка портвейна, рядом — полувскрытая консервная банка.
С одной стороны стола край скатерти был отогнут, белели листы заполняемого сотрудником милиции протокола.
На полу у стола, под пикейным покрывалом, по-видимому снятом с постели, проступали неподвижные очертания тела.
— Да, — сказал сотрудник милиции, отрываясь от протокола, — трудно словесный портрет потерпевшего составить. Лицо даже как будто приятное, а не запоминается совсем. Нос обычный, уши в норме, цвет лица неопределенный…
Людов осторожно взял со стола, рассматривал на свет плоскую ампулу, полную прозрачного вещества. Ее нашли зашитой в лацкане пиджака убитого.
Все находившиеся в комнате знали: тайным агентам иностранных разведок, переходящим границу, строго предписывается — при аресте разгрызать ампулу с мгновенно действующим ядом. Но смерть незнакомца наступила не от яда…
— А куда девался пистолет? У кого есть это — должно быть и оружие, — сказал, кладя ампулу на стол, Людов.
Сотрудник милиции оторвался от протокола.
— Оружие, похоже, было… На подкладке внутреннего кармана пиджака убитого имеются потертость и жирные пятна. Оставлены, как считаю, пистолетом, товарищ майор.
— А это что?
Людов кивнул на смятый, запачканный бланк, лежащий рядом с протоколом, среди вещественных доказательств.
— Счет домоуправления за квартиру. Обнаружен на полу, около двери, с грязевым следом подошвы на нем.
— Товарищ Савельев, — сказал Людов. — Этот счет и пыль с ботинок убитого сдайте в лабораторию на экспертизу.
Он взглянул на сотрудника милиции.
— Отпечатки пальцев с ручки ножа вы, конечно, уже сняли?
— Сняты, как положено, товарищ майор. В кабинет дактилоскопии вы их сдадите?
Людов кивнул. Сотрудник милиции встал, хрустнул пальцами, пододвинул Людову листы протокола, уступая место.
Людов сел к столу, пробежал мелко исписанные страницы. Сотрудник милиции склонился над его плечом.
— Вот записано в протоколе о счете… Его дворничиха сюда сегодня вечером принесла. Тому назад часа два.
— Значит, часов около семи… Кому она счет вручила?
— Некому было вручить. Постучалась, никто не открыл. Она счет под дверь просунула, в щелку.
Сотрудник милиции взял со стола фотоаппарат, закрыл футляр, щелкнул застежкой.
— Ну, товарищ майор, как приказано, передаю дело. Поскольку пахнет политикой — вам и книги в руки.
Он усмехнулся — слегка виновато.
— Дело мутное, нужно прямо сказать. И пожалуй, прохлопал я тут кое-что… Зря не задержал этого матроса.
Людов снял, стал тщательно протирать очки. Белый китель образовывал глубокие складки между сутулыми плечами и грудью майора.
— Вы имеете в виду Жукова?
— Да, этого матроса.
— В его показаниях, судя по протоколу, есть только одно сомнительное место. Он показывает, что, когда увидел убитого через окно, комната была заперта. А потом дверь оказалась открытой.
— Да, патруль обнаружил полуоткрытую дверь. Но ведь патруль-то привел сам Жуков.
Людов подошел к окну, смотрел на слегка отодвинутую с краю занавеску, обнажавшую узкую полоску стекла.
— Жуков показывает, что сквозь этот просвет увидел снаружи тело?
— Сквозь этот…
— Не откажите в любезности, Василий Прокофьич, — повернулся Людов к Савельеву, — выйдите и посмотрите, откуда Жуков глядел.
Савельев вышел из комнаты. Через минуту возвратился.
— Ну, что увидели? — спросил Людов.
— Странное дело, товарищ майор, не видно тела сквозь щель… Часть пустого пола — и все.
— Следовательно, — сказал сурово майор, — приходится или подвергнуть сомнениям показания Жукова… Или предположить, что в тот промежуток времени, когда Жуков вызывал патруль, потерпевший передвинулся в другую часть комнаты…
— Не оставив кровяного следа? — перебил сотрудник милиции.
Но Людов как будто не слышал вопроса.
— Или же допустить, что кто-то, находившийся в комнате, когда стучался Жуков, перетащил потом убитого на другое место.
— Но зачем, товарищ майор? — спросил удивленно Савельев.
Валентин Георгиевич пристально всматривался в электроутюг, стоящий на туалетном столике, у кровати. Прошел к столу, наклонился над телом.
— Установить причины этого и является одной из наших задач. Так же как и то, кто таков человек, затаившийся здесь, пока Жуков стучался снаружи.
— Что-то очень похоже на детективный роман, — усмехнулся Савельев. — Убийца, ждущий в запертой комнате… Переместившийся труп…
— Не забывайте, что материалы для романов, как правило, берутся из жизни, — улыбнулся ему из-под очков Людов.
Агеев и Жуков быстро шли к городу мимо кораблей и портовых построек. Над пирсами блестели фонари, над темными водяными излучинами — судовые огни и сигналы.
Кончилась военная гавань. У стенок чуть покачивались рубки и мачты рыбачьих шхун и баркасов, покрашенные в синий, зеленый, желтый цвета. Свернутые паруса — длинные остроконечные жгуты — темнели среди чуть видных на фоне вечернего неба снастей. На широких каменных плитах пристани были расстелены для просушки длинные сети вернувшихся с лова судов.
Путь в город вел по широкому шоссе мимо наваленных по обочинам разбитых проржавленных вражеских автомашин и танков, мимо исковерканных зенитных орудий, причудливыми очертаниями высившихся в полутьме. «Сколько времени, как кончилась война, а железный лом отсюда нам еще возить и возить», — подумал боцман, отбрасывая с дороги попавшийся под ноги раздавленный фашистский противогаз.
Все четче вставали впереди городские огни. Домики, стоявшие поодаль один от другого, огороженные неизменными штакетниками, теперь сменялись сплошными рядами домов. Городские постройки толпились треугольниками черепичных крыш, чернели узкими прорезами окон.
И снова начинались провалы мрака. В сгущающейся темноте было видно, что во многих домах нет стекол, высокие подоконники опалены пожарами, бушевавшими здесь много дней назад.
Становилось людней. В полосах света возникали силуэты прохожих. Женские лица выглядывали из окон. Но и здесь то и дело груды щебня пересекали дорогу, сверху нависали кронштейны разбитых балконов, полусорванные вывески с фамилиями бывших владельцев предприятий. А дальше снова мерцал неяркий фонарный свет, взлетало ослепительное пламя электросварки, слышались голоса рабочих, повизгивание лебедок, поднимающих вверх штабеля кирпича.
Плотники двигались на подпорках лесов, каменщики раскачивались в подвесных беседках. На расчищенных пустырях, рядом с приземистыми древними домами, там и здесь вырастали коробки новых многоэтажных корпусов.
