Король покачал головой.
— Она ощутит ностальгию. Краткий минутный приступ ностальгии по прежним временам. Просто возбуждение определенных участков мозга, только и всего.
— Зачем это, ваше величество? — не понял Гензель.
Гретель, вероятно, поняла. По крайней мере, она промолчала.
— Я опасаюсь того, что бегство из дома и прожитые вдали от него годы могли ожесточить ее. Если она бежала от страха, этот страх может быть все еще властен над ней. Ей будет тяжело вернуться, если дом видится ей кошмаром из детства. Ностальгия — сладкий, но безвредный яд, судари. Попробовав яблоко, она вспомнит своего старика-отца и, быть может, осознает, что разбила ему сердце своим бегством. Я лишь хочу, чтобы она почувствовала и поняла.
— Мы найдем принцессу, — Гензель почтительно поклонился, — и передадим ей яблоко. Даю слово, ваше величество.
Тревиранус удовлетворенно кивнул. Выглядел он еще более усталым, чем в начале аудиенции. Сейчас он едва ли смог бы встать с трона без посторонней помощи.
— Надеюсь, так и будет. Ступайте. Переверните мое королевство вверх дном, но найдите принцессу. И верните домой. Все. Вы свободны, судари квартероны.
Король прикрыл глаза. Видимо, это было знаком конца аудиенции. Но все равно прошло несколько секунд, прежде чем Гензель решился сойти с места.
4
После атмосферы Малого зала для аудиенций даже душный и тяжелый воздух дворцовых покоев показался Гензелю сытным и сладким. Отряд херувимов, от невинных розовощеких лиц которых Гензеля передергивало, ждал их на прежнем месте, вероятно, чтобы конвоировать к выходу из дворца. Впрочем, сейчас их присутствие уже не заботило его так, как часом раньше.
Гретель молчала, глядя себе под ноги. Гензель не сомневался, что она будет молчать всю дорогу. Геноведьмы никогда не мучаются отсутствием общения и способны молчать бесконечно долго, находясь в своем внутреннем мире, который от присутствия человека отгорожен непроницаемыми стенами. В этом мире не было надоедливых людишек с их смешными и мелочными страстями, не было суеты и нелогичности. Именно поэтому Гретель проводила в этом мире большую часть своей жизни, выныривая лишь тогда, когда ей требовалось сообщить нечто по-настоящему важное. Иногда Гензелю казалось, что в какой-то момент Гретель просто забудет вынырнуть. Так и останется где-то там, в невидимом, пропитанном геномагией измерении, не имеющем связи с физическим миром. Как его собственная акула. Когда-нибудь она просто исчезнет. Останется лишь оболочка с широко открытыми прозрачными глазами, в которых не больше мысли, чем в чисто вымытых окнах пустого дома.
— Правильно говорят: если вздумал связываться с геноведьмой — выворачивай карманы, — вздохнул Гензель. — Я надеялся, нам удастся что-то заработать в Лаленбурге. А теперь выходит, что ничего, кроме трат, нас здесь не ждет.
— Траты? — эхом отозвалась Гретель. Судя по тому, что глаза у нее даже не моргнули, вопрос был не только риторическим, но и бессмысленным. Всего лишь имитация человеческого поведения. Мимикрия под живого человека.
— Нам придется сделать припасы. Возможно, купить коня. Это солидные траты.
— Конь?..
— Боюсь разочаровать тебя, сестрица, но цверги — дикие хищники, они не живут в городах. Более того, все их ближайшие логова разорены. Это значит, что нам придется отправиться весьма далеко. Причем накануне зимы, что особенно замечательно. Я-то думал, зиму мы проведем в тепле, под крышей, поедая моченые, сушеные и печеные яблоки… А придется тащиться туда, куда Человечество и носу не совало. Тританомалия по седьмой хромосоме! Тут уже не до денег. Вернуться бы из таких поисков живыми…
— Мы не станем возвращаться, — сказала Гретель. Это было так неожиданно, что Гензель сбился с шага. — И лошадь нам ни к чему. Прямо сейчас мы отправимся на юг, тем же путем, что пришли в город. И если повезет, через три дня уже будем за пределами королевства. И, полагаю, никогда сюда больше не вернемся. Если хочешь, купи себе яблоко на память. Или съешь то, что лежит в сумке.
Гензель уставился на нее, ничего не понимая.
— Но контракт! Ты же заключила контракт с его величеством!
— Минуту назад он был расторгнут.
— Что? Ты так просто можешь отказаться от договора? Просто нарушить слово? Чего тогда оно стоит, слово геноведьмы?
— Слово геноведьмы — всего лишь формулировка, братец. Само по себе оно не может ничего стоить. Я поступаю так, как считаю более рациональным и безопасным. В данном случае это значит как можно быстрее оказаться за пределами королевства.
— Логично, — пробормотал он с отвращением. — Его величество был прав. Все геноведьмы бездушны и холодны как лед. Только логика, только рациональность. А как же святой дар Человечества — возможность поступать так, как кажется правильным, а не подчиняясь логике?
От взгляда Гретель он осекся — взгляд был насмешливым, впрочем, от этого не более теплым, чем обычно.
— Ты отстаиваешь свое право надкусывать любые встреченные плоды? Я его не оспариваю. Но хочу напомнить, что четырнадцать лет назад, когда пытался им воспользоваться, ты чуть не превратился в мертвого рогатого мула.
Гензель оскалился, обнажив полный рот зубов. Насмешки человека, который не имеет ни малейшего представления о чувстве юмора, почему-то всегда оказывались особенно ядовиты.
— Да к черту символизм и надкусанные яблоки! Не в них дело. Принцесса.
— Она мертва, — сказала Гретель, не останавливаясь.
— Мы этого не знаем!
— Мы это знаем с вероятностью в девяносто девять процентов. Логика неумолима, братец, она не делает исключений.
— Даже для геноведьм? — не удержавшись, съязвил он.
— Даже для них. Как и для одержимых гормонами и бессмысленными психологическими установками квартеронов.
И вновь ее шпага оказалась на миллиметр длиннее его собственной. Разила она, как и прежде, без промаха.
— Дело не в принцессе! — запротестовал Гензель, злясь на Гретель, а еще больше — на себя. — Я дал слово его величеству!
Наконец она остановилась. Резко, как кукла, у которой кончился завод. Королевские херувимы, чудовищные силачи с лицами невинных детей, едва не врезались друг в друга.
— Твое слово ничего не значит, — проронила Гретель. — Более того, ты даже не понимаешь, что оно является для тебя источником опасности.
— Еще как понимаю! В том и смысл данного слова, Гретель! Выполнить его во что бы то ни стало, невзирая на опасности, которым себя подвергаешь.
— Бессмыслица. Подобную конструкцию могла породить только примитивная психика, руководствующаяся нелогичными и столь же примитивными принципами. Кроме того, братец, ты ведь солгал, когда сказал, что дело не в принцессе.
— Нет, — сказал он, тщетно пытаясь отвести от нее взгляд.
