– Я задыхаюсь … задыхаюсь … – пропищал Бахи.
– Кэррик! – Адам попытался остановить сына.
Кэррик разжал пальцы, сомкнувшиеся на горле Бахи, и кровь отхлынула от лица бедняги, Бахи кое-как восстановил дыхание.
– Я не думал, что так все обернется, мы не так договаривались, – сбивчиво заговорил он. Корделия молча плакала, обнимая розового тряпочного кролика Ивлин. – Вы все знаете, я обожаю Ивлин, я бы никогда такого не допустил. Поверьте, у меня были причины так поступить. – Голос его окреп. – Это все она. – Он ткнул в меня пальцем, и все обернулись и уставились на меня. – Вы же сами понимаете. Ей здесь не место. Мы были в безопасности много лет, а она все погубила.
– Нет, это ты все погубил, – сквозь стиснутые зубы ответил Кэррик. Он еще разок хорошенько стукнул Бахи о стену, потом разжал руки и отступил.
– Они бы все равно ее нашли, – продолжал Бахи, стараясь привлечь остальных на свою сторону, приободрившись, поскольку ему представился шанс для самооправдания. – Разумеется, они бы ее нашли. Нет человека в стране, кто бы не узнал ее в лицо – ее бы увидели и донесли Трибуналу. Я просто сделал все так, чтобы защитить нашу семью, уберечь ее.
– Семью! – выплюнула Мона. – Совсем умом тронулся.
– В таком деле ты должен был прежде всего посоветоваться с нами, – заговорил Адам. Меня передернуло: отец Кэррика вовсе не отстаивал мое право находиться здесь. – И боюсь, сын, – обернулся он к Кэррику, – что и тебе следовало посоветоваться с нами, прежде чем привезти сюда Селестину.
Удивление Кэррика быстро сменилось гневом.
– Посоветоваться с тобой? – Сжимая кулаки, он сделал шаг вперед.
– Сынок! – предостерег его Адам, косясь на сжатые кулаки Кэррика.
– Он тебе не сын, – пробурчал Роган из своего темного угла, где он вновь пристроился на кресле-мешке.
Кэррик обернулся к нему:
– Рискни это повторить – пожалеешь.
– Ты. Ему. Не. Сын. – Громко отчеканил Роган каждое слово и поднялся на ноги. – Я его сын. Ты явился сюда когда – две недели назад? Я был с ними всю свою жизнь. Ты хоть понимаешь, чем я пожертвовал, чтобы оставаться их сыном? Ни школы, ни друзей, ни нормальной жизни. С рождения прятался в подполье, нигде не жили больше нескольких недель – нескольких месяцев, если очень повезет. А ты жил как принц. Я видел интернаты по телевизору: бассейны, кафе, поездки на каникулах, лыжи. Чем ты пожертвовал? – Он уже кричал во весь голос.
Келли жалобно застонала и заткнула себе уши, не желая слышать, как ссорятся сыновья.
– Чем я пожертвовал? – переспросил Кэррик так, словно беседовал с идиотом. – Я рос без родителей! – крикнул он вдруг так громко, что даже Корделия прервала плач и подняла голову. – Один, без близких. Мне было пять лет, я был напуган – и никого рядом. Думаешь, это большая радость? Я ждал, когда же папа и мама придут за мной, а они так и не пришли. Каждый день мне вдалбливали в голову: мои родители – чудовища. Это я-то жил как принц? Я был один. Я никому не мог доверять. В меня каждый день впихивали столько лжи, что я уже не знал, кому и чему верить. Так что извини, сочувствия от меня не дождешься. Я пожертвовал свободой, чтобы найти вас, а когда нашел, оказалось, что у моих родителей уже есть сын. Я-то думал, они тоскуют по мне, а они попросту начали с чистого листа. Вот чем я пожертвовал. – Он обернулся к отцу: – И за это я вправе требовать от вас доверия, вы должны понимать, что, если я привез ее сюда, значит, это нужный нам всем человек. – У Кэррика заметно пульсировали вены на шее, он сильно сжимал кулаки, и все отодвинулись от него подальше, словно он в любой момент мог взорваться.
– Я понимаю твои чувства, – тихо, терпеливо сказал ему отец. Про мое присутствие в комнате все забыли.
– Оставь в покое мои чувства. Я так решил не потому, что… увлекся. Вы все понятия не имеете, какой властью Селестина обладает над Креваном, как она важна для дела Заклейменных.
Кое-кто выразительно закатил глаза при одном упоминании «дела Заклейменных».
– Ах да, она обладает властью! – сардонически расхохотался Бахи. – Ты все твердишь о ее таинственной власти, но в чем она? Девчонка даже не хотела никуда уходить отсюда, сама так сказала.
Все взгляды обратились на меня. Я неловко переступила с ноги на ногу.
– Это сперва, до того, – пробормотала я.
– До чего того? – фыркнул Бахи. – Пока он нынче утром не нашептал тебе всякого вздора? Селестина, не позволяй никому выталкивать тебя в первый ряд и прятаться за твоей спиной!
Значит, это он подслушивал нас под дверью. Он слушал, как я призналась, что не хочу отсюда уходить, слышал, как уговаривал меня Кэррик. Уж не знаю, чего Бахи больше боялся: что я останусь или что я уйду.
– Посмешище жалкое! – сказал Кэррик, не выдержав. – С вами болтать – только время зря тратить. Нам пора. Дел полно, а вы можете идти с нами или оставаться. И плевать, есть у Селестины власть или нет, главное – люди за нее, и наши ряды растут. С нами уже не только Заклейменные. Она стала знаменем для всех. Логика и сострадание – новый лозунг партии Жизни. Чтобы политическая партия подняла на щит слова Заклейменной – когда такое прежде было?
– Да ладно, – отмахнулся Бахи. – Это игра, и Эниа Слипвелл ее проиграет. Она сулит Заклейменным надежду. Ложную надежду. Разве нам хоть кто-нибудь когда-то помогал? Вспомни, как вышло с Лиззи! Она сказала парню о Клейме – и он ее тут же бросил. Это произошло прямо здесь, можно сказать, у нас на глазах. А она так его любила, так ему верила! – Снова злой смех. – Не тешьте себя иллюзиями, там, во внешнем мире, вам и вовсе никто не поможет.
– Лиззи не говорила ничего Леонарду! – гневно вступилась я за своего нового друга. Он-то не мог пойти вместе с нами в восточное крыло. – Он и сам знал о Клейме, и ему было все равно!
Все снова уставились на меня, даже Роган посмотрел с удивлением.
– Откуда тебе знать? – удивилась Мона.
– Вот именно. Ты здесь и суток не пробыла, Селестина, а уже берешься судить! – презрительно вставил Бахи.
– Селестина права, – тихо произнес Роган.
Мы обернулись к нему.
– Что это значит? – спросил Адам.
– Неправда, будто Лиззи ушла из-за Леонарда, – дрожащим голосом пояснил Роган. Он не поднимал глаз и выглядел испуганным.
– Я бы ни единому его слову не верил, – засуетился Бахи.
– Заткнись! – велел ему Кэррик и мягче добавил, обращаясь к брату: – Роган, расскажи, что тебе известно.
Роган быстро глянул на Бахи, отвел глаза, уперся взглядом в землю. Снова замкнулся в себе.
К нему подошла Мона:
– Расскажи нам правду. Не бойся Бахи.
– Я видел, как он ее увозил.
– Кто? Кого ты видел?
– Бахи! – Глаза его наполнились слезами. – Он усадил Лиззи в джип. Она не хотела ехать. Она плакала. Я слышал, как он сказал, что не позволит ей разрушить нашу жизнь. Она шла к Леонарду, чтобы сказать ему о Клейме. Бахи перехватил ее по пути. Не дал ей. И увез. Я их видел.
