Сойдя с коня, седобородый паша поднялся к небольшому возвышению, где находился русский главнокомандующий. Паша протянул на вытянутых руках свою саблю, заключенную в золотые ножны с узором из драгоценных камней. Затем он с усилием поклонился и произнес переведенную услужливым греком фразу, означающую капитуляцию.
– Из жалости к несчастным жителям этого города, а также по поручению моего повелителя султана Селима, я склоняю голову перед твоей доблестью, благородный противник, и перед доблестью твоих воинов. Я не сдался бы, жизнь мне не нужна. Но султан поручил мне через своего посланца исполнить его волю, а его воля являет собой волю Аллаха.
– Как зовут этого старика? – небрежно спросил граф Каменский, всегда отличавшийся бесцеремонностью и надменным нравом. – Как? Куманец-ага? Ну, ладно. Отведите его в палатку для знатных пленных. Остальных тщательно обыскать, а то азиаты могут припрятать нож. Ну и всех этих беков и… словом, в общий лагерь, под надзор егерей. А мы двигаем колонны нашей пехоты на Шумлу… так, кажется?
– Так точно, ваше сиятельство, – подтвердил из-за плеча Каменского один свитский полковник. – Шумла, говорят, крепкий орешек, ваше сиятельство.
– Пустяки. К двадцать второму июля мы должны взять следующую крепость османов. Помятуя о дне тезоименитства Ее Величества Императрицы Марии Федоровны. Месяц сроку. Поход продолжается, господа.
Это были места, где прославился своими бесподобными штурмами турецких крепостей Александр Васильевич Суворов. Начальники русской армии и особенно тщеславный Каменский надеялись повторить в настоящую кампанию славу суворовских триумфов. Однако солнце палило нестерпимо. Степь выгорала на глазах, трава становилась рыжей. Только коршуны парили в бледно-голубом небе, издавая жалобные писклявые звуки. Воевать было нелегко. Сеславина подбадривало то обстоятельство, что он был представлен к ордену Анны II степени.
Русская армия достигла Шумлы и, разделившись на боевые колонны, с ходу атаковала высоты перед городом. Здесь, создав укрепленные редуты, их ожидали лучшие турецкие войска – янычары под командованием визиря Юсуфа.
Сеславин находился во время боя при генерале Уварове. Он проявил себя как беззаветно храбрый и в то же время расторопный в отношении сообщений между колоннами арьергарда, деловой офицер. При внезапно возникающей опасности, когда турки с криками «алла», бешено размахивая ятаганами, бросались на атакующие колонны, Сеславин с пистолетом и шпагой встречал их остервенелые нападения. Не однажды шпага его вонзалась в грудь яростного противника. И тут же, призвав к порядку, он выстраивал солдат замкнутыми каре и возглавлял штыковой бой.
На следующий день предприняли еще одну безуспешную попытку взять Шумлу. Турки защищались отчаянно. Тогда напротив турецких укреплений начали возводить редуты русские солдаты. Визирь Юсуф старался всячески препятствовать этому опасному для осажденных предприятию русских. Вылазки янычар следовали одна за другой.
И в рукопашных схватках, и спешно перемещая орудия, хлещущие по туркам картечью, опять хладнокровно, отважно и полезно действовал поручик Сеславин. За отличие, проявленное им при отражении вылазок неприятеля, его производят в штабс-капитаны.
После успешного начала кампании затянувшаяся осада Шумлы производила в Петербурге невыгодное впечатление для Каменского. Он решает оставить у Шумлы блокадный корпус. Вся остальная армия устремляется к Рущуку.
Прекрасно укрепленный новейшими достижениями фортификации, расположенный среди высоких гор у самого берега Дуная, Рущук представлял собой чрезвычайно трудную для взятия крепость. Его мощные стены и бастионы были окружены крутым земляным валом. На бастионах турецкой твердыни заранее приготовили всевозможные средства для отражения штурмующих, не считая большого числа французских пушек.
Предполагая, что внезапное и грозное появление русской армии устрашит, внесет смятение в состав гарнизона, Каменский приказал войскам идти парадным маршем, с музыкой и барабанным боем. Но в Рущуке находились отборные части султанской армии, к тому же настроенные на геройскую смерть в сражении особыми проповедниками исламского фанатизма. 9 июля войска под командованием Каменского подошли к Рущуку. При распущенных знаменах, под барабанный рокот Каменский направил вперед группу офицеров. Один из них, черкес по рождению, по-турецки потребовал сдачи крепости.
– Да уж, граф напугал турок не больше, чем сурков, что высунулись из своих нор, – негромко произнес Уваров стоявшим поблизости доверенным офицерам, среди которых находился Сеславин. – Тут, кажется, с ходу фортецию
[9] не возьмешь, кровушки пролить предостаточно нужно будет. Бусурмане так не сдадутся.
Пришедшие из Шумлы войска нисколько не испугали защитников Рущука. Высыпавшие на стену красные фески
[10] не выражали своим спокойным поведением никакой паники. Они внимательно следили за передвижением и фрунтом пехотных колонн, обменивались, как видно, впечатлениями относительно кавалерии и старались сосчитать русские пушки. Важный турок в богатом наряде крикнул в ответ на требование Каменского:
– Знайте, гяуры, воины султана не имеют страха перед вами. Мы готовимся к сражению, а вы готовьтесь к смерти.
– Ишь, какой неустрашимый барсук, – имея в виду дородность важного турка, усмехнулся Уваров. – Придется его охладить стрельбой наших батарей, а там… при штурме… неплохо бы захватить его живьем.
Из-за стен крепости слышалось гортанное пение мулл, воинственные выкрики и стук тамбуринов или какой-то другой восточной музыки.
– Как бы не вышло, как при Шумле… Штурм получится кровопролитный, «плохосоображённый», неподготовленный, – хмуро размышлял вслух генерал Уваров, не опасаясь, что его недовольство доведут до сведения графа Каменского. Кичливый и вспыльчивый главнокомандующий явно не устраивал умницу и весьма одаренного начальника арьергарда.
Солдаты стали готовиться к взятию Рущука. Вязали из ивовых веток фашины, сколачивали штурмовые лестницы. Внезапно пришло известие от разведовательных казачьих отрядов о появлении в тылу, на берегах реки Янтры значительного контингента турецких войск.
Навстречу им отправили отряд генерала Бахметьева, в котором вызвался участвовать и Сеславин.
12 июля после упорного боя русский отряд разгромил турок, а затем несколько верст неутомимо преследовал их, догоняя обессилевших и беря врагов в плен. Высшее начальство отметило отличную храбрость и маневренное искусство артиллерийской стрельбы в сражении. По письменной подаче Бахметьева, Сеславин был отмечен в Петербурге «высочайшим благоволением».
Каменскому не терпелось скорее отправить царю депешу о взятии новой турецкой крепости. И хотя мортиры продолжали успешно обстреливать Рущук, главнокомандующий не стал дожидаться пробития бреши. Спесивый и недалекий, не думающий о сбережении войска, он отдал приказ о штурме. Правда, вначале ему не повезло. Начавшиеся дожди вынудили его отложить штурм на несколько дней.
