После того как царь узнал о лихом рейде Сеславина, он, втайне радуясь, прислал ему сдерживающее указание. Сеславин с иронией сказал своему адъютанту Габбе:
– Я получил рескрипт от, так сказать, Б. (благословенного) и рескрипт весьма лицемерный. В нем главное благостное пожелание: «стараться не наносить вреда мирным жителям!» Однако сердце-то его трепетало от радости, сие и так понятно.
Неожиданное появление отряда Сеславина на пути отступающих корпусов маршалов Мармона и Мортье вызвало панику в рядах французских колонн. Артиллерия, конница, пехота – всё стремглав бежало к Фер-Шампенуазу. Несмотря на немногочисленность своего отряда, Сеславин бесстрашно атаковал сохранявшую еще порядок наполеоновскую «Молодую гвардию», захватил 9 орудий и взял сотни пленных. Французы так же дружно сдавались на берегах Орлеанского канала, как и на снежных дорогах России.
Союзники продолжали маршировать к столице наполеоновской империи, а Сеславин, не оставляя своих «поисков», наблюдал за движением оставшихся войск Наполеона. Одним словом, далекий путь от села Фоминского, где Сеславин выследил «ретираду» армии Наполеона из Москвы, он с честью продолжил в глубь Франции.
При последнем переходе до Парижа, в достаточно презентабельном и ухоженном доме, окруженном тысячами воинских палаток, находилась штаб-квартира русской части союзной армии. Ждали выхода императора. По углам и при входе стояли навытяжку часовые гвардейцы: семеновцы либо преображенцы.
Расхаживали по просторному помещению русские генералы самого высокого положения и наибольшей известности в армии.
Широкоплечий, с обветренным лицом, могучий Ермолов, поглядывая через плечо, как бы кто чего лишнего не услышал, говорил приглушенным голосом генералу Дибичу:
– Меня вчера наш государь и с ним князь Шварценберг упрекали: горячусь, мол, и срываю им диспозиции. И штабные прихлебатели заквакали: «Ах, Ермолов, не соблюдает обязательств перед союзниками, ах, ах!» А ежели они, черт бы их драл, не изволят торопиться…
– И то верно, – вздохнул обстоятельный Дибич. – А что делать-то! Государь сам же третьего дня грустил: «О, эти союзники сделали мне много седых волос…»
– Да знаю я, – фыркнул Ермолов, закладывая одну руку за спину, а другой беря Дибича под локоть. – Как будто с немецкого переводит на наш православный. В штабе только и слышишь немецкий да французский – словно и не русская квартира, а басурманская. Но ведь Бонапарт-то не желает сдаваться, хоть ты тресни, а наше дело вроде – сторона. Шварценберги с блюхерами, что три года тряслись перед французом, теперь войне тон задают. И где нам выход искать – не знаю.
Раздались оживленные немецкие голоса. Вошли австрийцы в белых мундирах с голубыми и красными лентами через плечо, в золоченых эполетах и аксельбантах, тогда как русские генералы были еще в полевой армейской форме: война-то еще не кончилась.
Раскланялись, щелкая начищенными каблуками и музыкально «по-венски» звеня шпорами. Разделились на отдельные группы: русские отдельно, австрийцы отдельно. Пруссаков не было, Блюхер почему-то не прислал своих представителей.
– Ну, выход-то есть. Вот депеша от Сеславина, – возразил Дибич, доставая запечатанный сюргучной печатью пакет.
– Что в депеше?
– Скажу пока по секрету, – ухмыльнулся, плутовато поглядывая на австрийских генералов, Дибич. Потом зашептал Ермолову на ухо, то есть повел себя светски неавантажно.
– Ай, хват, вот люблю! – воскликнул Ермолов. – Его правда. Что церемониться со смертельным врагом, коли он не сдается… Пусть подписывает капитуляцию, сукин сын!
– Доложить бы надо немедля, – завертел головой Дибич. – Ага, вон барон Толь, через него бы… Господин генерал-адъютант, важная депеша для государя.
Широколицый, чисто выбритый и припудренный Толь, отдав честь предварительно австрийцам, кивнул Ермолову с Дибичем. Ермолов ухмыльнулся и подмигнул Дибичу: генерал-адъютант барон Толь всегда держался исключительно самоуверенно, однако что-то комическое сквозило в его манерах, как на театральных подмостках.
Вошел император Александр, свежий, словно нарумяненный. Его сопровождал главнокомандующий русскими войсками, заменивший Витгенштейна, сутулый с желтоватым лицом Барклай де Толли.
– Здравствуйте, господа, – сказал по-немецки Александр. Потом перешел на русский: – Какие новости?
– Хорошая новость, Ваше Величество, – заторопился Дибич, с придворным поклоном подавая пакет императору. – Генерал-майор Сеславин блокировал Орлеанский канал, взорвал шлюзы и предлагает принудить Париж к капитуляции.
Постное лицо Барклая на этот раз выразило искреннее удовольствие, он даже улыбнулся, показав темные зубы.
– Сей прекрасный смельчак служил при мне адъютантом в начале войны. Я был им весьма доволен, но не думал, что карьера его окажется столь стремительна, – одобрительно сказал Барклай.
– Отечество являет истинных своих героев, тогда как шаркуны и льстецы прятались до поры в задних рядах, – неизвестно о ком именно высказался Ермолов, но император поморщился и слегка махнул на него ладонью:
– Погоди, Алексей Петрович, не фрондируй. Дай мне убедиться в подробностях.
Император вскрыл пакет, сел на раскладной стул и стал читать. Все почтительно ждали.
Стоя позади Барклая, Дибич шепнул Ермолову:
– Условия походные, а император-то располнел.
– Фалды внатяг. Ей-богу, сзаду – точно переодетая в маскераде дама, – также тихо съязвил Ермолов.
Прочитав депешу, Александр вслух перечитал ее еще раз по-немецки. Австрийцы закивали головами. «О, о!» – воскликнули некоторые из них с кислым видом. Им совсем не нравилось первенство русских при капитуляции Франции.
– Наш Сеславин, конечно, молодец и герой, но… – уже вновь по-русски продолжал Александр.
– Прямой резон, государь, – Ермолов позволил себе почти перебить царя. – Вон какие мины у союзников, узнавших о русском первенстве…
Александр встал и передал прочитанную депешу Толю.
– Не забывайте, Париж – столица мира, – торжественно произнес он по-французски и покосился на австрийских генералов. – К тому же я веду войну с Наполеоном, а не с французами. Не с теми французами, которым в ближайшем будущем предстоит рукоплескать своему законному королю Людовику Бурбону. Алексей Петрович, пошли Сеславина с его гусарами на Ла-Фер-Шампенуаз, там предстоит серьезная баталия.
– Слушаюсь, Ваше Величество.
– И восстановить шлюзы на Орлеанском канале. Немедленно.
– Слушаюсь, – сердито сказал Ермолов.
Император, Барклай де Толли и барон Толь удалились в соседнюю комнату, пригласив с собою австрийцев.
– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день. Значит, канитель с Бонапартом, австрийцами и пруссаками продолжается. – Ермолов хрустнул суставами пальцев и продолжал: – А пока русские будут гибнуть на полях Франции. Эх, Русь-матушка, поистине жребий твой уныл.
