– Где же мы его найдем, этого каплуна с трюфелями?
– Нет ничего проще, мадам, у меня дома.
– Ну хорошо, господин Мэн-Арди, я согласна. Я знаю вас достаточно хорошо для того, чтобы положиться на вашу порядочность.
– Ваши слова, мадам, – золото.
– Но у меня, господа, есть одно условие.
– Какое же?
– Никто из вас не будет пытаться за мной ухаживать. И все молодые люди нигде ни словом не обмолвятся обо мне.
– Суровое требование, мадам, – ответил после долгой паузы Танкред, – особенно для тех, кто имел удовольствие лицезреть ваши очаровательные черты.
– Сударь, это ультиматум.
– Мы не были бы французами, если бы не испытывали по этому поводу горьких сожалений. В то же время мы готовы повиноваться и обязуемся не только проявлять к вам уважение, в чем вы и так не сомневались, но и не произносить в ваш адрес слов любви.
– Как бы там ни было, комплименты разрешаются, – с улыбкой добавила дама.
– В таком случае поехали? – спросил Танкред.
– После всего увиденного бал теперь будет невообразимо скучен, – сказала молочница, – так что едем.
Она вновь взяла Танкреда под руку. Четверо друзей последовали за ними, обсуждая события минувшего вечера.
– А вот вам еще одно происшествие, – сказал юный Мэн-Арди, когда они подошли к выходу. – Мы не можем уйти. Кто это там заполонил все подходы к лестнице? Рыцари короля лжецов?
– Да нет, – ответил ему Гонтран, – это больше похоже на сборище крайне раздраженных дам и господ.
Большинство тех, кто столпился у входа, и в самом деле живо жестикулировали. Посреди гомона, служившего фоном всей этой сумятицы, время от времени раздавались восклицания: – Это возмутительно!
– Такой гнусности еще свет не видывал!
– Куда только смотрит полиция?
– Дирекция должна знать, перед кем открывает свои двери.
И приступы ярости все больше набирали обороты.
– Да что, в конце концов, случилось? – громко спросил Гонтран де Кастерак.
– Случилось то, сударь, – ответил ему дородный, красный, как пион, господин, задыхаясь от гнева, – что половину гостей, явившихся на этот бал-маскарад, чтобы повеселиться, самым возмутительным образом обокрали.
– Что вы имеете в виду? – спросил Танкред.
– А что, черт возьми, я, по-вашему, должен иметь в виду? Когда я говорю, что обокрали, это значит обокрали. Как мне представляется, я просто называю кошку кошкой.
– Не сердитесь, сударь.
– Как спокойно вы об этом говорите, – возразил ему разгневанный господин. – Если бы вас избавили от бумажника, двух часов и как венец иронии вытащили из кармана носовой платок, посмотрел бы я, куда подевалось бы все ваше спокойствие.
– А все эти люди, которые так стенают?
– Их, как и меня, тоже обворовали. Префект, сидевший в ложе…
– Как? И его?
– Обокрали, как и меня. Комиссара полиции!
– Его тоже?
– Как и меня.
– Значит, та же участь постигла всех присутствующих?
– Всех. Ну, или почти всех? А что с вами?
– В самом деле! – воскликнул Танкред и стал проверять карманы.
– Нет, ко мне, слава богу, никто не залез.
– Вам очень повезло.
– Но подозрения хотя бы есть? Кто мог совершить этот дерзкий налет?
– А кто, по-вашему, мог это сделать, как не та банда злодеев, которые с таким триумфом внесли этого проклятого калеку?
– Сударь, – заметил Танкред, – мне представляется, что этому безногому трудновато было бы лично принять участие в только что проведенной масштабной операции.
– Не спорьте, – шепнула на ушко Танкреду молочница.
– Хорошо, будь по-вашему, – ответил молодой человек, решив во всем слушаться мудрую спутницу.
– И все равно, таких невероятных, рискованных и успешных предприятий свет еще не видывал, – заявил Гонтран.
– Но от этого мы не должны забывать о каплуне, – ответил ему Танкред.
– Как и о трюфелях.
– Тогда давайте пробиваться через толпу, она, похоже, стала немного редеть.
– У меня есть экипаж, – сказала молочница. – Чтобы мы все могли добраться до вашего дома, господин Мэн-Арди, вам достаточно будет нанять еще один.
Когда Танкред, его друзья и дама, столь непринужденно согласившаяся отужинать с ними, удобно расселись за богато накрытым столом, разговор, естественно, вернулся к событиям минувшего вечера.
Танкред, Гонтран и остальные, во время поездки из театра успевшие обменяться впечатлениями от откровений гостьи, не преминули потребовать дополнительных подробностей о повелителе Монкрабо.
– Господа, вы спрашиваете меня о том, чего я вам рассказать не могу.
– Почему?
– Я связана.
– Клятвой? – спросил Танкред.
– Да, клятвой.
– Тем не менее, мадам, вы сказали, что знаете повелителя Монкрабо и короля лжецов.
– Мне известно, кто он.
– Ах, боже мой, мне тоже! – воскликнул Гонтран.
– В самом деле? – спросила молодая женщина.
– Он действительно король. Но не лжецов, а воров.
– Этот калека? Полно вам! Это невозможно.
– Тем не менее иначе ведь быть не может, не так ли, мадам?
– Господа, окажите любезность, не пытайтесь разговорить меня на эту тему. Я все равно ничего не скажу.
– В то же время, мадам, вы дали нам надежду, что, почтив своим присутствием наш скромный ужин…
– Я ничего вам не обещала. Кроме того, должна заметить, что я согласилась прийти из любопытства и, в большей степени, из чувства признательности.
– Из чувства признательности?
– Из любопытства?
– Да, из любопытства – чтобы увидеть своими глазами, как живет юноша, и из признательности – чтобы выразить господину Танкреду благодарность за то, что он защитил меня от Сентака.
– Кстати, что такого интересного де Сентак мог сказать этому господину калеке, который по нашей милости так славно покатился кубарем?
– Вы хорошо знаете Сентака? – спросила молочница.
– Ну… – протянул Танкред. – Неплохо.
– Тогда соблаговолите мне сказать, кто он.
– Насколько я знаю, он креол с острова Маврикий. Его родители родились в Пондишери, говорят, что хоть кожа этого молодого человека и белая, в его жилах течет индейская кровь.
– О нем ходят такие слухи?
