После долго отдыхали, радуясь сытному ужину. А на другой день подошли к большому селению, похожему на городок. И звалось селение Чечерск. Это по понятию чечерских жителей, считалась Белая Русь, а порядки тут были польские. Ездить отсюда в Литву или Польшу никто не мешал. Но с царством Шуйского местные власти находились во вражде.
Оставил Кашинец Рукина за околицей, в кустах. Сам же, зорко поглядывая, опираясь на суковатый посох, притворно заковылял по главной улице. Дома были приглядные, огороды ухоженные. Из-за плетней тут и там мычали молодыми дьяконами телята, слышался обильно поросячий визг. А, главное, в кучах мусора копались во главе с петухом разноцветные куры. Кашинец все это примечал на случай нечаянной добычи.
Внезапно на его плечо властно опустилась дюжая ручища.
– Стой! Кто таков? Московитский лазутчик?
Со страху Кашинец лишился голоса, едва пробормотав:
– Никакой я не лазутчик…
– А кто же ты?
– Просто прохожий… путник…
– Вот сейчас узнаем, шо ты за путник такой.
Урядник Рагоза, здоровенный детина с бердышом потащил бледного Кашинца к избе, где восседал за столом представительный староста Зенович.
Узнав, что урядник в который раз привел к нему «лазутчика» Шуйского, Зенович поморщился:
– Что он мог высмотреть у нас в Чечерске?
Пока его толкали к старостатской избе, Кашинец избавился от страха и придумал очень обстоятельный ответ.
– Кто ты? И что делал в наших местах? Может быть, требуется поднять тебя на дыбу и всыпать плетей?
Вопрос пана Зеновича звучал грозно. Кашинец с трудом удержал на своем лице усталое, грустное и спокойное выражение.
– Я родственник царевича Димитрия, панове. Меня зовут Андрей Андреевич Нагой. Мне пришлось бежать из Москвы всего с одним слугой. Шуйский преследует всю нашу семью. Мне ничего не оставалось, как…
– Ваш слуга, пан Нагой, находится с вами?
– Я оставил его за селом подождать, пока я сниму какое-нибудь жилье. Вообще я пробираюсь в Стародуб. Там Димитрий назначил мне встречу. Там же место для сбора войска, которое он поведет на Москву. К сожалению, нас ограбила в пути шайка разбойников. Отобрали одежду, лошадей, деньги и оружие. Их было слишком много. Хорошо хоть оставили жизнь.
Ответ Кашинца привел старосту в совершенный восторг.
Пан Зенович послал урядника Рагозу принести для пана Нагого свой собственный запасной кунтуш: «хоть и не новый, но вполне приличный». Кроме того, он тотчас предложил «пану Нагому со слугой» подводу до Стародуба, однако вооруженную охрану не обещал.
Таким образом Кашинец с Александром Рукиным, которому он быстро объяснил их положение, свирепо приказав называть себя господином, иначе… Как человек сообразительный, Рукин понял, что только предлагаемый розыгрыш может их спасти.
Прожив недолго в Стародубе, мнимый родственник «Димитрия Ивановича» послал своего товарища Рукина по северским городам разглашать, что царь Димитрий жив, скрывается от лазутчиков и убийц Шуйского и находится в Стародубе. Эта благая весть, разносимая Рукиным, бесперебойно кормила его в дороге. Так же старался создать и Кашинцу хороший стол и прочие условия староста Стародуба.
В разных местах, а особенно в Путивле (хоть и без своего мятежного воеводы князя Шаховского), собралась немалая группа местных детей боярских с челядинцами, потребовавшая от Рукина, чтобы он показал им царя Димитрия. Шаховской уже сидел к тому времени в осажденной Туле.
– Да гляди, – сказали путивляне Рукину, – если лжу мовишь, не миновать тебе пытки. Так и знай, молодец.
Рукин содрогнулся, однако уклониться было нельзя. Его усадили в оставшуюся в Путивле княжескую карету, запряженную тройкой, и помчались. В Стародубе он привел путивлян и многих присоединившихся стародубцев, собрав их у жилища.
– Он там… – простонал Рукин и указал на дом.
Кашинец вышел на крыльцо, стараясь соблюсти важный вид и опираясь на палку, будто на царский посох. Он еще не вполне сообразил, кого ему следует изображать: родственника царя Нагого или… Этого он окончательно еще не решил.
Хорунжий, приехавший из Путивля, мужчина решительный и, по-видимому, жестокий, спросил у старосты:
– Этот, что ль, царь?
– Какой царь? – не понял староста Бугрин.
– Ты что ж, вздумал нас обманывать, сукин сын? – разозлился хорунжий из Путивля и бросился на Рукина, а заодно и на стародубского старосту Бугрина. – Обманывать?
Сбитые с толку стародубцы прихлынули к крыльцу. Взметнулись дубинки, блеснула сабля… Оставались мгновения, чтобы решиться.
– Ах вы, б… дети! – возмущенно вознес свой голос Кашинец и грозно стукнул палкой об пол. – Меня не признавать? Я государь!
Толпа повалилась на колени. Находящиеся вблизи от крыльца ползли к ногам.
– Виноваты перед тобою, государь! Прости!
– Прощаю, отдаю вам вину, дети мои.
Путивльский хорунжий, видя что царь нашелся, убрал саблю в ножны, протолкнулся к государю, поклонился бойко:
– Ваше Величество, соблаговолите ехать с нами в Путивль. Наш воевода в отлучке, воюет с Шуйским, но для вас все приготовлено заранее.
– Нет, государь у нас останется! – протестовали местные.
– Верно, дети мои, я останусь с вами, – милостиво произнес Кашинец. – Мне нужно войско собирать. Деньги нужны, оружие, табун хороший для конницы. Хорунжий, если увидишь князя, передай: я жду его под свою руку с ратными людьми. Вместе пойдем на Москву, понял? Передай.
– Слушаюсь, Ваше Величество.
Сопротивление против «неправедного» царя Шуйского, против боярского правления уже снова пошло полыхать по северским областям Руси. Имя Димитрия по-прежнему притягивало не только обиженных смердов и холопов, лихих казаков, ищущих воли, но и проходимцев всех возможных оттенков, особенно из сопредельных с Московией Польши и Литвы.
Стародубцы стали собирать для своего государя деньги. Тщательно считали, сдавали старосте Бугрину, а тот с поклоном вручал Александру Рукину, который получил от «Димитрия Ивановича» звание окольничего. Слали грамоты в другие ближние города. Там тоже старались не ударить в грязь лицом: отсылали собранные «царские» деньги в Стародуб.
Всякими хозяйственными делами при «царе» занимался Рукин. Да тут очень вовремя возник приглядный и ловкий поляк в хорошем кунтуше, шапке с куньим околышем и гусарской саблей у бедра. Он был не очень молод, но опытен в воинских делах. Усы у него закручены лихо кверху, манеры почтительно-мужественные. Фамилия Меховецкий.
«Государь» назначил его начальником постепенно собиравшейся дружины. Меховецкий стал утверждать воинский порядок среди случайного сброда. А к концу августа пришел из Литвы бывший мозырьский хорунжий Будзило во главе довольно воинственной оравы литовцев, которые только и зыркали кругом, где бы что сцапать. Поляки косились на них неприязненно:
