Один иноземец из Датского королевства, остановившийся по торговым делам в Немецкой слободе на Кукуе, писал своему доверителю о московских событиях, сообщая, что из-за такого «прелестного» заявления Димитрия многие слуги стали господами, а господа, убежав к Шуйскому в Москву, терпят голод.
Тем временем самозванец двигался, не встречая сопротивления, через Козельск, Калугу, Можайск и Звенигород по направлению к столице. В Звенигороде к нему явился пан Петр Борзковский из Кракова.
Это был молодой человек, одетый как гражданское лицо, но имевший документы и приказания от королевских послов Олесницкого и Гонсевского. Показав самозванцу документы, Борзковский попросил «ясновельможного пана командующего» пригласить всех поляков, возглавлявших польские отряды в его войске.
Лжедимитрий мрачно пожал плечами и послал слуг за панами командующими. Через недолгое время вошли гетман Ружинский, полковник Лисовский, пан Кернозицкий, князь Адам Вишневецкий. Борзковский представился, еще раз предъявил документы.
– Ясновельможные панове, – обратился к воеводам молодой посланец, – я представляю сейчас королевских послов, панов Олесницкого и Гонсевского. Они находятся в Москве не на свободе, но под караулом, хотя и в сносных условиях. Их освободят, когда будет заключен договор между Его Величеством королем Сигизмундом и царем Василием Шуйским. Сейчас из Кракова приехали новые послы: паны Витовский и Друцкий-Соколинский. Они уже подготовили мирный договор с царем Московии на три года одиннадцать месяцев.
– Причем тут мы? – раздраженно спросил полковник Лисовский.
– Вы, пан Лисовский, как возглавлявший рокош против короля, объявлены его врагом и изгнаны из Польши, – резко произнес представитель послов. – К вам это отношения не имеет. Но остальные поляки, не участвовавшие в рокоше, обязаны выполнить условие, записанное в договоре. Заключается оно в следующем. Все поляки должны покинуть земли Московского царства в ближайшее время и проследить выполнение договора среди своих подчиненных. Невыполнение условий договора делает такого человека ослушником королевского указа и преступником законов Речи Посполитой. Я вас слушаю, панове. Ваш ответ, князь Ружинский.
– Я тоже имел отношение к рокошу, – с усмешкой сказал Ружинский. – Кроме того, я не только князь, но и гетман.
– С каких это пор? – удивился Борзковский.
– С тех пор как я возглавляю восемь тысяч гусар в войске Его Величества царя Димитрия Ивановича.
– Но король Сигизмунд не имеет дипломатических отношений с царем Димитрием Ивановичем. Он признает царя Василия Ивановича.
– В свое время король общался с Димитрием Ивановичем, ссужал ему деньги и даже подписал с ним тайные кондиции, – сказал сердито князь Вишневецкий.
– Об этом в договоре, составленном теперь, ничего не сказано. Может быть, прежние отношения короля были с другим человеком?..
– Как вы смеете! – воскликнул Ружинский. – Вы хотите сказать, наш государь присвоил имя другого человека?
– Нет, этого я не говорю, – смутился Борзковский, почувствовав, что разговор может стать для него опасным. – Я не могу это утверждать. С моей стороны было просто предположение. Однако, панове, как мне объяснить ваше решение послам – и прежним, которых пока удерживают, и вновь приехавшим из Кракова?
– Я, князь и гетман Роман Ружинский, остаюсь в войске государя Димитрия Ивановича.
К нему присоединился князь Вишневецкий:
– Я с давних пор не только нахожусь на службе у государя Димитрия Ивановича, но и являюсь его личным другом.
– То есть вы отказываетесь выполнять указ короля Сигизмунда?
– В этом отношении… да, отказываюсь.
– О, панове, – покачал сокрушенно головой Борзковский, он встал, поправил пояс на своем изящном кафтане, всем видом показывая, что визит его заканчивается. – Подумайте о своих семьях, о своих замках в Польше. Вы отвергаете указ короля, подтвержденный сеймом.
– И тем не менее я остаюсь здесь.
– А вы? – поверенный польских послов повернулся к Кернозицкому.
– Я тоже.
– Мне остается заверить вас, панове, что ваш ответ я передам послам Его Величества Сигизмунда. – Борзковский слегка наклонил голову, вышел из дома, где обосновался Лжедимитрий, и сел на коня. Отряд польских гусар, который сопровождал Борзковского, поскакал за ним.
– Не нахожу слов, чтобы поблагодарить вас, панове, – дрожащим голосом сказал самозванец. Он сделал шаг, словно для того, чтобы приблизиться к Вишневецкому. Однако князь остановил его сдерживающим жестом. Лжедимитрий растерянно оглянулся. – С такими рыцарями я без сомнения скоро буду в Москве и сяду на трон своего отца, – закончил он короткую благодарственную речь.
Поляки насмешливо переглянулись.
– Надеюсь, государь, ты объявишь всему войску о продолжении наступления на Москву? – довольно небрежно предложил самозванцу Ружинский.
– Да, да, конечно. Как только вы, князь и гетман, сочтете нужным. Завтра?
– Да хоть завтра.
– Я прикажу канцлеру составить приказ.
Все, кроме самозванца, вышли из дома.
– Ух, как возгордился сей зарвавшийся холоп, – произнес Лисовский. – Москву-то мы возьмем, а вот насчет трона… Мы еще подумаем, кому его предложить.
Самозванец за дверью расслышал сказанное Лисовским.
– Погоди, дай мне силу взять под свою руку стрелецкие полки, пушечный двор и государственную казну, – пробормотал мстительно Лжедимитрий. – Я еще с вами сочтусь.
V
В июне отправлены были из Москвы к королю Сигизмунду посланники – князь Григорий Волконский и дьяк Андрей Иванов. Посланникам царь дал наказ объяснить недавние события и причину успеха первого самозванца. Они объясняли это шатанием в народе из-за несправедливостей и согрешений царя Бориса.
Когда же паны из сейма спросят, каким образом вор-расстрига был убит, указывалось послам говорить так:
«Изо всех городов Московского государства дворяне и всякие служилые люди съехались в столицу. И тогда царица Марфа, которую расстрига выдавал за свою мать, также бояре и многие люди всякого звания, и присутствовавший там же наш ныне великий государь Василий Иванович обличили вора-расстригу Гришку Отрепьева. И за те его злые богомерзкие дела осудя истинным судом, весь народ Московского государства его убил».
Король Сигизмунд или кто-то из сенаторов сейма удивлялись на эту несуразицу в объяснениях московских посланников:
– Как это весь народ может убить одного человека?
Еще при переезде польской границы полицейский пристав, задавая обычные вопросы о причинах приезда московитов и слушая их ответы, спокойно заявил посланникам Шуйского:
– Ваш царь Димитрий из Москвы убежал. Он жив, здоров и живет у сандомирской воеводши, панны Головинской, второй жены пана Юрия Мнишека.
