Он написал калужскому воеводе Скотницкому (все же это был поляк), что властью данной ему (гетману) от Войска, приказывает взять так называемого Димитрия, выдающего себя за русского царя, и доставить его под конвоем в Тушино, где тот должен ответить за свои деяния и пр. Затем расписался размашисто и даже изящно: «Князь, полковник и гетман всего Войска Роман Ружинский». Шлепнул золоченую войсковую печать и свою княжескую, синюю, сверх того. Ружинский решил отомстить самозванцу его же монетой. Он вызвал арестованного Казимирского и спросил его, читал ли он письма, переданные ему самозванцем.
– Что вы, пан гетман, как я мог посметь такое! – уверял перепуганный Казимирский, боясь, что гетман от злобы и досады может с ним расправиться. – Я вообще никогда не читаю чужих писем, тем более таких знатных лиц. Так что я ни в чем не виноват.
– Я тут подумал, что мне с тобой сделать, казнить или помиловать, – продолжал запугивать Казимирского Ружинский.
– Помилуйте, пан гетман, ради Езуса и Чентсноховской Божьей Матери, я только передал письма, – чуть не плакал Казимирский. – Я даже краем глаза не заглядывал в них…
– Мы же все-таки поляки, – словно размышляя вслух, произнес Ружинский. – Мы должны помогать друг другу, а не наносить ущерб и не предавать, как это сплошь делают бессовестные московиты.
– Да, ясновельможный пан гетман, мы поляки и должны друг другу… – забормотал Казимирский, почувствовав надежду на помилование. – Я готов, ясновельможный пан, в лепешку расшибиться для вас… Только прикажите, только одно слово…
– Хорошо, – пришел к окончательному решению гетман. – Я решил дать тебе очень важное… более того, тайное поручение. Выполнишь его – будешь жить и будешь награжден, ну а если нет…
– Ой, что вы, ясновельможный пан, да я для вас…
– Ты сейчас же возвращаешься в Калугу. Вот письмо воеводе Скотницкому – отвезешь лично ему в руки. Сделаешь – и все: ты прощен и получаешь награду. А если нет…
– Да что вы, пан гетман! Ваше поручение такому незначительному человеку, как я, это уже величайшая награда!
Отъехав верст тридцать от Тушинского лагеря, Казимирский сломал печати и вскрыл письмо.
– Ой, ой, ой! – чуть не закричал он. – Передать воеводе, чтобы он арестовал и прислал Ружинскому царя… Да осмелится ли воевода Скотницкий сделать такое?! Кругом царские казаки и стрельцы, а вокруг Скотницкого только горсточка поляков… Он не решится, но скажет царю, что это письмо от Ружинского доставил я. Ой, ой, ой! Петля! В таких случаях Димитрий Иванович думает очень быстро. Нет уж, Тушино далеко, а Калуга приближается с каждым часом.
Въехав в Калугу, Казимирский без сомнений направил коня к царскому дому. У крыльца стояли стрельцы (воровские, конечно) в красных и синих кафтанах. Опершись на бердыши и положив левую руку на рукояти сабель, они подозрительно взглянули на него. Дальше в широких ступенчатых сенях сидели и прохаживались казаки из отряда князя Шаховского. На них были черные чекмени, высокие шапки с кистями до плеча и алыми шлыками. Вместо стрелецких бердышей – острые пики, а сабли у бедра круто изогнутые, татарские.
«Димитрий Иванович» прочитал послание гетмана и похвалил Казимирского:
– Молодец! Я этого не забуду. А мои письма передал?
– Ваше Величество, из ваших писем я успел передать только царице Марине Юрьевне. А потом, как я из ее дома вышел, меня сразу повязали и – к Ружинскому.
– Эх, досада! Но она-то все-таки получила мое письмо? Прочитала?
– Конечно, это я успел. И она спрятала. Но вот потом Ружинский грозил меня повесить. Я еле отговорился – знать, мол, ничего не знаю. Посадили все равно в сарай до утра. А утром меня снова к Ружинскому. Ладно, говорит, отвезешь сегодня мое послание воеводе Скотницкому и – прощен. Я конечно: «Слушаюсь, пан гетман. Весь к вашим услугам». Письмо в сумку – и на коня.
– Все равно молодец, Казимирский. Главное, Марине передал. А ну налейте славному пану Ясю в хрустальный кубок самого дучшего вина. Мальвазеи. Ты слышишь, Петруха? Самого лучшего вина! – распорядился радушно «Димитрий Иванович» и даже хлопнул в ладони.
Тут Петька Кошелев вынес на расписном подносе высокий, переливающийся гранями, хрустальный богемский кубок, полный красного вина.
– Моему верному посланцу за проворство и верность, – сказал «царь». – Выпей, Ясь, за мое здоровье. Остальные награды от меня чуть позже.
Сияя от радости, Казимирский осторожно взял кубок.
– Ваше Величество, за ваше здоровье! Виват!
– Спасибо, Казимирский.
Удачливый посланец медленно выпил красное благоухающее вино. Напиток был великолепный. Однако через минуту Казимирский побледнел, пошатнулся и, цепляясь рукой за стену, сполз на пол.
– Петька, быстро своих парней сюда. Обухом по голове, в мешок и в отхожее место, в самое глубокое. Ну? Через задние сени!
Зыркая разбойничьими глазами, вошли двое верзил, нахмуренные, в затасканных армяках. Подхватили обмякшего Казимирского и уволокли.
Тут же заглянул Александр Рукин. Он уже несколько дней как перебрался из Тушина.
– Теперь тебе задание, Алексашка. Ступай к воеводе Скотницкому. Скажи, царь приглашает вечером на ужин для разговора с глазу на глаз. Надо это дело закончить, – твердо сказал «царь».
Обговорили все подробности предстоящего «ужина». «Димитрий Иванович» уточнил:
– Ребята те же будут? Надежные?
– Очень надежные, государь. Но другие. Так-то получше.
– Добро. Ты, наверное, прав.
Воевода Скотницкий прибыл на ужин к царю в самом лучшем своем кунтуше. Он был польщен приглашением царя: «Ценит государь способных людей. Ему нужны опытные, умные воеводы. Тем более, сейчас, пока везде смута. А вот скинут Шуйского, государь займет свое место на троне, в Кремле. И, может быть, вспомнит сообразительного и обходительного поляка Скотницкого, подсобившего ему в трудное время. Очень может быть. Бывало такое. И приглашали таких способных людей из небольшого города в государственный совет, рядом с князьями и боярами. А это уже и положение в государстве другое, и доходы, само собой… В конце концов можно будет, если очень понадобится, и греческую веру принять, схизму эту московитскую, черт бы ее побрал…»
Воевода подкручивал нафабренные усы, пока у него почтительно принимали шубу, шапку и чуть ни под руки провожали в царскую трапезную горницу. Там стол ломился от всевозможных закусок, от корчаг и бутылей с хмельными напитками.
– О, очень приятно, Ваше Величество, – расплылся от удовольствия Скотницкий. – Весьма польщен вашим гостеприимством.
– Я решил посидеть с вами наедине, пан воевода. Скромно попировать и в то же время поговорить о важных делах. Всегда полезно узнать мнение умного, многое повидавшего человека.
– Ваше Величество, даже самый маленький и скромный совет, исходящий от меня… если он вам чем-то поможет, это будет для меня праздником.
