– Езжайте вместе, так будет надежнее. Кстати, как вы вооружены? Одним пистолетом и шофер безоружен? Это легкомыслие, так к передовой у нас не ездят, я прикажу вас довооружить и дать охрану. КП Приморской находился в Токульчаке, но должен был перемещаться ближе к Симферополю в Айбары или еще ближе – в Экибаш. Это все по дороге на север в направлении к Ишуни. Не задерживаю. Трогайте.
Из штаба к своей машине вышел оператор с автоматом и с ним два автоматчика с сумками, наполненными гранатами. Вот это да! Серьезный народ. А я-то думал, что с ветерком проскочу в Симферополь, в крайнем случае поблизости в штарм Приморской, и сразу назад. А сейчас, глядя на армейских товарищей, получается, что в пути в неизвестное, при отсутствии стабильного, сплошного фронта обороны, может случиться всякое непредвиденное, и придется отбиваться.
С завистью я смотрел на автоматы армейских штабистов: как они могли запастись таким богатством, есть ли автоматы в войсках? И вспомнил Одессу августовскую. Тогда у нас не хватало вообще всякого оружия для формируемых морских полков, не было его и на складах Одесского военного округа. Во всей Приморской армии числилось всего 600 автоматов. Я помню, при посещении формируемого 1-го морского полка отдал свой пистолет ТТ безоружному командиру роты капитану А.С. Ламзину; геройски сражался он за Одессу и был награжден орденом Ленина. Тогда мы забрали для полков все оружие из всех частей Одесской базы, опустошили все винтовочные пирамиды кораблей, береговых батарей и частей в пользу морской пехоты; для охраны и обороны штаба базы оставили семь винтовок – часовые, в нарушение Устава караульной службы, передавали друг другу оружие на посту. А с сентября с оружием в Одессе полегчало, мы сразу почувствовали, что наши оружейные заводы бойко заработали, и нам нарком ВМФ Кузнецов доставил самолетами все виды оружия, в том числе и автоматы, но мы все отправили на фронт, для штаба базы оставили один автомат и не знали, что с ним делать, то ли выдать для охраны штаба, то ли его охранять, настолько он был драгоценным для нас.
А сейчас армейский оператор, увидев наше жалкое вооружение – на двоих один пистолет, – распорядился доставить нам автомат с запасными дисками и в придачу гранаты, посадил ко мне автоматчика, и мы тронули на север, как на передовую.
Встречный командир посоветовал нам не ехать по Ишуньскому большаку, а взять восточнее и ехать по проселку, так как западнее и совсем недалеко обнаружено продвижение на юг разведки и передовых частей противника и они смогут свернуть на удобный большак. Это точно, немец любит воевать с удобствами, в продвижении норовит вывернуть на укатанную дорогу.
Мы последовали разумному совету предусмотрительного и доброго человека. Однако не выдержали и, повернув влево, заскочили в село Экибаш. Но в нем только тыловые обозы Приморской армии, продвигающиеся на юг. Нам посоветовали проследовать дальше на север к селу Айбары. И теперь мы, уже осмелев, не стали давать круг восточнее, опасаясь встречи с немцами, а рванули на предельных скоростях напрямую по большаку.
Через полчаса мы в селе Айбары. И какая удача! В одной из хат – сам командующий Приморской армии генерал-майор И.Е. Петров и с ним опергруппа во главе с начальником оперотдела штарма полковником Н.И. Крыловым; начштаба армии генерал-майор Г.Д. Шишенин в отступавших с боями частях на правом фланге армии приводит их в порядок, помогает им более организованно отходить; Петров в походной шинели и сейчас выезжает на левый, очень сейчас опасный фланг, укрепить там порядок, организовать отступление – ведь это самый сложный вид боевых действий пехоты.
Мне поначалу показалось, что мы давно не виделись с Петровым и Крыловым, а на самом деле расстались всего одиннадцать дней тому назад на Платоновском молу Одесского порта. Такое, видно, бывает с людьми, сроднившимися в тяжкой обстановке. Действительно, завершая эвакуацию Приморской армии, мы в 3.45 16 октября с командиром Одесской базы проводили их на катере-охотнике в Севастополь. Мы расстались, как боевые друзья. И хотя в обороне Одессы часто возникали сложности в согласовании совместных усилий на стыке суши и моря, между нами никогда не возникали конфликтные ситуации, разногласия мы разрешали к общему удовлетворению, но в интересах дела. Наша дружба была спаяна общими целями борьбы со злейшим врагом – фашизмом. И в будущем Маршал Советского Союза запишет в своих мемуарах «Огненный бастион» (с. 116): «В Одессе отношения со штабистами-моряками были как-то ближе и теплее – такие как здесь (в Севастополе) с Моргуновым и Кабалюком… и все, что целесообразно делать сообща, так и делаем». Спасибо Николаю Ивановичу за добрые, братские слова.
А сейчас Петров и Крылов очень озабочены, и их надо было уметь понять – их армия и сами они в кризисном положении. И несмотря на это, Иван Ефимович Петров, обладавший чудовищной выдержкой, занятый сложными боевыми делами, от которых, казалось, кругом идет голова, встретил меня радушно. И вот сколько я с ним ни общался – в Одессе, здесь, в крымских степях, а в будущем на Керченской переправе, – я никогда не испытывал с его стороны намерения показать свое преимущество и тем более превосходство, разницу в звании и служебном положении. И это-то при его далеко не простом, точнее, весьма сложном характере, с которым могли уживаться только такие, как Н.И. Крылов с его человеческими добродетелями. Петрову были чужды высокомерие, чванство, недоступность. Не в его характере нагромождать подобные несуразности, усложняющие жизнь и без того, особенно в войну, заполненную всякими злыднями, трудностями, неудачами, горестями, которых почему-то всегда оказывалось больше, чем радостей и веселья. Петров не увеличивал дистанцию между собой и людьми, а наоборот, с большим искусством сокращал ее всем своим обликом, существом, поведением, словом и тоном разговора. Вот он и сейчас верен себе:
– Здравствуй, Деревянко! Какими ветрами, какая великая нужда привела тебя сюда к нам в такой тяжкий час?
Я доложил о задании.
– Вы там, в Севастополе, наверно, клянете нас, армейцев, за неустойку. Конечно, я понимаю, у моряков могут возникнуть законные претензии к нам. Вы, моряки, так старательно и в целости доставили нашу армию из Одессы, а мы вроде бы не оправдали ваших надежд удержать Крым – вашу главную базу флота. Все это выглядит почти что так, но и не совсем так. Посмотри на карту, изучи, запиши и доложи там у себя, как бы из первоисточника. Наша армия уже ничем не могла помочь армии Батова, ее боевые порядки на ишуньских позициях к нашему подходу 23 октября уже были смяты, и мы 24 октября вели встречные бои с противником, вырывавшимся на крымские просторы. У Ишуня и на реке Чатырлык не были оборудованы позиции. И, вообще, Ишунь намного труднее удержать, чем Перекопский вал. Там надо было лучше готовиться к боям. По общепринятым во всех армиях нормам оперативных плотностей там нужно было ожидать наступление одновременно трех дивизий противника в первом эшелоне. У нас против них была выставлена только одна дивизия, она и не выдержала натиска пятикратно превосходящего врага. А там напрашивалось выставить сразу три дивизии. Да и управлять боями на Перекопе надо было самому командарму, а не с помощью излишней инстанции, какой явилась должность командующего группой войск, она не справилась с грозными событиями на Перекопе. И КП командарма из Симферополя (за 120 км от фронта) надлежало перевести ближе к передовой, ибо в такой опасной ситуации надо быть ближе к войскам, как сейчас практикуется, чтобы оперативно влиять на быстрые изменения обстановки.
