Пока наши офицеры связи добирались в дивизии, а их подразделения карабкались в предгорьях к хребту, к нам из штаба армии пришло печальное сообщение: 11 августа на перевал Бечо (в районе Сванетии) прорвались разведчики противника. Вот это да! Было над чем задуматься.
Спустя несколько дней командир нашего артдивизиона П.И. Скрипкин, обеспокоенный неизвестностью и неясностью обстановки в горах, прилегающих к его участку обороны, начал действовать. Он проявил разумную инициативу, приказав командирам НП, выдвинутых по дорогам в горы, с которыми имел устойчивую радиотелефонную связь, направить по дорогам и тропам, ведущим к перевалам, наших разведчиков, и результаты не заставили себя ждать.
От жителей горных селений разведчики узнали, что они наблюдали выше в горах мелкие группы немецких солдат, уже переваливших хребет и спустившихся на южные склоны гор. Эти радиосведения Скрипкин немедленно доложил нам в штаб базы, а мы донесли в штаб флота и сообщили в штаб 46-й армии. А там это сообщение приняли как новость, хотя она была уже двухдневной давности. Через три дня после фактического захвата штаб армии официально известил, что противник занял Клухорский перевал, от которого шла хорошая дорога прямо к Сухуми, причем она и называлась: Военно-Сухумская дорога. Ведь это было чудовищным – пустить врага на такое опасное направление
[43].
Я твердо верил, по результатам весенней военной игры у армейских товарищей и горной поездки, что Кавказский хребет легко защитим, при надлежащем бдении и усердии, если на каждом перевале и тропе своевременно посадить подразделение (роту, взвод, отделение) с усилением (пулеметы, мелкокалиберные пушки, зенитные пулеметы), оборудовать рубежи, поставить ДОТы или ДЗОТы, заминировать подходы, произвести на северных скатах завалы деревьями и камнями, наладить вьючный транспорт, оказать поддержку и прикрытие с воздуха. Тогда каждый перевал, проход, тропа станут недоступными врагу, а чтобы их не обошли, на горах выставлять одиночных или парных стрелков с гранатами. Это было настолько элементарно и общеизвестно, что на игре и в поездке не вызвало необходимости изыскивать что-либо новое.
А сейчас получается, что ничего этого не было сделано, кроме совершенно недостаточного, – на некоторые перевалы в начале августа были высланы подразделения, но они не успели закрепиться, и наши надежды на кавказский каменный щит рухнули.
Как же так, думал я: проиграть все на картах, проверить в поездке, еще три месяца назад, иметь две недели в своем распоряжении с начала наступления противника на Кавказ и не оборудовать неприступные рубежи на хребте; видеть, как враг подступился к предгорьям и не двинуть по тревоге войска к южным предгорьям; знать, что враг обязательно полезет на перевалы, и не двинуться на хребет, чтобы карабкающихся в гору вражеских солдат – пусть они хоть трижды горные стрелки, егеря, «эдельвейсы» – сбросить вниз, в ущелье. Все это на любом языке называется неисполнением долга небольшого числа людей, отвечающих за это дело и обязанных еще в конце июля, когда враг от Дона ринулся на юг, подать команду «в ружье». Все это можно было проделать искусно, так как мы тоже имели свои горные дивизии, бывавшие в этих горах. Мы обязаны были опередить войска противника и распорядиться своими горами лучше, чем враг, ибо мы их лучше знали, чем враг. Это ведь, черт возьми совсем, наши горы, и они прежде всего должны были работать на нас, а не на врага, став ему непреодолимым препятствием, и если уж в равнинных степях, под той же Одессой, Севастополем, Ленинградом, Москвой, Тихвином, Тулой наши воины не раз останавливали врага, и надолго, и даже гнали вспять, то здесь, в более выгодных, чем крепостных, условиях обороны, трижды надо было это сделать. И ближайшее будущее, когда мы начнем теснить врага, сами карабкаясь в гору, подтвердит справедливость этого утверждения. Когда я работал над рукописью этой книги, в газете «Правда» от 28 декабря 1982 года была опубликована статья «Трудные перевалы», в которой очень точно было написано: «Ведь это же наши горы, они должны помогать нам, только нам! А стоишь на каком-нибудь едва проходимом перевале и волей-неволей думаешь: как же случилось, что и его отдавали фашистам?»
Тогда приказ 227 стал суровым упреком тем, кто на уровнях фронта и армии должен был поднять по тревоге войска и стремительно выдвинуть на перевалы, чтобы стоять насмерть.
21 августа капитан-лейтенант А.Р. Конопатский донес из штаба 46-й армии: противник, используя горные части, захватил Клухорский, Нахорский и другие перевалы, наступает, спускаясь по южным склонам. А вслед наш офицер связи Б.И. Востров донес из 20, 63 и 334-й дивизий о захвате противником перевалов Умпырский (против Гагра), Домбай, Ульге. Санчарский и другие – и о его продвижении с перевалов на юг по дорогам и тропам к морю. Это уже не эпизод с перевалом Вечо, а опасные для нас события, охватившие большое пространство. И только сейчас, выдвинутые с большой задержкой, наши войска начали вести оборонительные бои на южных склонах Кавказского хребта в крайне невыгодных для нас условиях, когда противник надвигается сверху, все просматривает, и когда даже камень – наш камень, сорвавшийся сверху, – против нас. Не надо быть военным, чтобы понять, что разумнее было бы, поспешив всего на неделю ранее, дать бой врагу, когда он карабкался вверх. Уже в конце августа наши войска вели ожесточенные бои со спускающимся к морю противником на широком фронте от Умпырского перевала до Нахорского (Донгуз-Орунбаши), географически – это от западной границы Абхазии и до восточной границы Сванетии. И тогда не ясно было, чем все это закончится?
Создалась угроза прорыва противника к морю в районе Гагра, Гудаута, Сухуми, Очамчира, Поти. Этим отсекалась бы вся Черноморская группа войск, и она попала бы в окружение в узкой прибрежной полосе от Новороссийска до Сочи, где противник уже выходил на горный хребет и готовился штурмовать Новороссийск и Туапсе.
Создавалась прямая угроза захвата портов базирования флота. Наша Главная база флота становилась фронтовой базой. Командиру артдивизиона Скрипкину приказано изготовиться к открытию артогня по вражеской пехоте, взяв под особое наблюдение дороги с перевалов, идущие к Сухуми и Очамчира. А он донес, что уже вторые сутки батареи изготовились к этой задаче. Ничего не скажешь – молодец П.И. Скрипкин, инициативный командир, только на таких и могла держаться война с победным результатом.
В Новороссийске и Туапсе, по примеру Одессы и Севастополя, созданы Оборонительные районы в составе армейских и флотских соединений. И Туапсинский возглавил герой обороны Одессы контр-адмирал Г.В. Жуков.
Бои в южных предгорьях Кавказа – в полосе обороны 46-й армии – вступили в кризисную фазу: противник продолжал теснить наши войска и спускаться вниз на всех направлениях от всех захваченных им перевалов.
И в это время к нам прибыл начальник Главморштаба адмирал И.С. Исаков. Он решал крупномасштабные вопросы взаимодействия Черноморского флота с Закавказским фронтом. Мне было поручено встретить его в Очамчира и на торпедном катере доставить в Поти. Я уже знаком с ним – встречался в довоенное время в Одессе, во время освобождения Бессарабии и в ходе маневров флота в самый канун войны. Но вот так близко и наедине – впервые. Всем своим обликом, внешним видом, манерой держаться, вести беседу, слушать и говорить он производил сильное впечатление. Очень эрудированный, энциклопедически образованный военный человек: слушать его – истинное наслаждение, полезно, очень познавательно. Непревзойденный знаток всех тонкостей флотского дела, это был настоящий ученый флотоводец – в этом он был схож с адмиралом Макаровым. Весьма корректен – (военный интеллигент) от него не услышишь морского соленого слова. Он из офицеров русского флота. Сразу же в Октябрьскую революцию отдал себя в распоряжение советской власти. Прошел последовательно весь путь военно-морской службы от командира корабля до начальника штаба флота, командующего флотом, а затем стал заместителем наркома ВМФ, начальником Главморштаба (его не коснулись кадровые встряски). И постоянно во взаимодействии с армией. А если принять во внимание его высшее образование и постоянное самообразование в военном деле, то станет понятным, почему Исаков слыл крупным морским теоретиком. Своими выступлениями, статьями, книгами он внес большой вклад в военно-морскую науку и сделал многое для укрепления единства взглядов морских кадров на способы и формы ведения войны на море.
