Подлетая на стосильной машине к Твери, я увидел непокорный гарнизон Тверской вольной республики построенным на обширном плацу за городом. ‹…› Треща пропеллером над буйной головой тверских головорезов, Руднев сделал несколько кругов и опустился на землю неподалеку от войск. К самолету подали коня, и смотр начался…»
[449].
Такие действия произвели на подчиненных сильное впечатление, инициатива полностью перешла в руки командующего, и все сложные проблемы были быстро решены.
Верховский про этот инцидент сообщил в своем дневнике очень скромно, но вот что сообщала пресса о некоторых деталях того полета: «В связи с непорядками в Твери, выразившимися в отказе исполнить приказ военного министра о посылке маршевых рот, командующий войсками округом полковник А. И. Верховский для выигрыша времени решил лететь в Тверь на аэроплане. В качестве пилота был приглашен начальник Московской авиационной школы капитан Руднев – один из старых русских летчиков. В воскресенье в 7 часов утра капитан Руднев с пассажиром полковником А. И. Верховским поднялся с Ходынского аэродрома и через полтора часа прилетел в Тверь. Аппарат спустился среди выстроенных войск Тверского гарнизона, на которых прилет командующего войсками произвел сильное впечатление. Ознакомившись с положением дел, полковник А. И. Верховский назначил следственную комиссию для разбора происшедших непорядков.
Перелет был совершен на высоте 2000 метров. Несмотря на непривычность подобного способа передвижения, полковник А. И. Верховский остался очень доволен перелетом»
[450].
Интерпретация событий в МВО у советских историков была иная. Например, в Высшем военно-педагогическом институте им. М. И. Калинина (Ленинград, Лермонтовский пр., д. 54) публиковались работы
[451], в которых решительные действия полковника Верховского по борьбе с анархией назывались «карательной экспедицией». В этих работах, разумеется, предпочитали умалчивать о том, что Верховский все свои действия согласовывал с Комитетами рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.
10 июля 1917 года Ленин, оценивая политическое положение, сложившееся в стране после июльских событий, назвал события в Нижнем Новгороде в ряду других, доказывающих, что «контрреволюция организовалась, укрепилась и фактически взяла власть в государстве в свои руки… Фактически основная государственная власть в России теперь есть военная диктатура…»
[452].
Несомнено, что Ленин запомнил тогда молодого, энергичного и решительного полковника Верховского. При определении момента начала Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде в ночь с 24 на 25 октября 1917 года факт отставки Верховского с поста военного министра был для Ленина решающим.
* * *
19 августа 1917 года немцы прорвали фронт и овладели Ригой. Войска отходили. Путь к Петрограду был открыт. Наступление удалось остановить с трудом.
В конце августа 1917 года началось выступление генерала Л. Г. Корнилова. Все «предкорниловские» августовские записи А. И. Верховского в его «походном дневнике» в основном сводились к одному: он отговаривал Л. Г. Корнилова от его затеи. Корнилов то почти соглашался с доводами Верховского, то метался в сомнениях, но в конце концов совершил свой задуманный шаг. Верховский вполне обоснованно опасался, что корниловский мятеж вместо успеха приведет к гражданской войне, убийству офицеров, подрыву и без того зыбкого доверия к командованию солдатской массой, которая не понимала, кому верить, если сам Верховный главнокомандующий Корнилов ведет полки с фронта на Временное правительство, которому они присягали. В темных солдатских головах все перепуталось – ведь и Комитеты поддерживали Корнилова, значит, и им верить нельзя? Руководствуясь именно такими соображениями, полковник А. И. Верховский решительно отказался поддерживать мятеж и остался верным Временному правительству, которому он присягал. Верховский прекрасно понимал, что за генералом Корниловым стоит слишком мало вооруженной силы. «Небольшие части, казаки или ударники, – писал Верховский, – которые пойдут на призыв Корнилова, окажутся одиноки и перейдут на сторону народа, а он будет арестован своим собственным конвоем»
[453].
Дальнейшие события развивались по самому плохому из возможных сценариев. Верховский с горечью отмечал, что после выступления Корнилова вся предшествовавшая шестимесячная работа была сорвана в три дня, а солдаты сделали единственно правильный, с их точки зрения, вывод, что лишь одни большевики – истинные друзья народа.
Но вот Корнилов арестован. Александр Иванович заносит в дневник:
«31 августа. Москва. Пережиты тяжелые дни восстания Корнилова, нанесшего русской армии последний удар… Теперь восстановить доверие солдатской массы к офицерству будет невозможно. Как мы теперь дотянем до мира, не знаю»
[454].
Впервые Верховский встретился с Корниловым 13 августа в Москве во время московского государственного совещания. Корнилов произвел на него сильное впечатление: «Небольшого роста, стройный, со спокойными, уверенными движениями. Смотрит прямо в глаза твердым ясным взглядом. В нем чувствуется простой и сильный человек, человек поля сражения. Но ни в коем случае не человек того огромного масштаба, и военного и политического, который нужен теперь на месте Верховного Главнокомандующего. Львиное сердце у Корнилова есть, чувствуешь, как бьется в его жилах горячая кровь бойца, взятого в плен после тяжелой раны, свалившей его с ног, и бежавшего из плена, как только он поправился. Когда он начинает говорить о политике, то чувствуется, что это чужое. Такой человек теперь может невольно принести много бед стране. Он не понимает обстановку в стране, не учитывает реальное соотношение сил. Ведь здесь дело идет не о штурме высоты или деревни»
[455].
Командующего МВО весьма удивил прибывший в Москву для охраны Л. Г. Корнилова по приказу Михеева женский батальон. Здесь же на концерте автомобильной роты он познакомился с Морозовой, имевшей широкие связи с георгиевскими кавалерами и казаками (л. арх.). Эта Морозова послужила прототипом для собирательного образа Китти Головачевой, которой Верховский уделил немало места в книге «На трудном перевале».
