«Решительным нужно быть только тогда, когда способен оставаться решительным до конца», – сама собой сформировалась мысль, которую Штюльпнагель готов был воспринять, как всемирный девиз путчистов. Когда-нибудь он сядет и предаст все эти свои мысли нетленности бумаги и чернил. Фон Штюльпнагель всегда ощущал на себе бремя литературно-философского призвания. «Смиренная ночь Большого Парижа» – как раз то название, которое вполне может соответствовать замыслу его мемуаров, способных перерасти в нечто большее, чем подкаблучные воспоминания обычного строевого генералишки.
– Только что нами арестован предводитель местных эсэсовцев генерал Оберг, – завершились для будущего мемуариста минуты томительного ожидания. – Его арестом занимался генерал Брехмер. Таким образом, служба безопасности, по существу, подавлена.
– Поблагодарите Брехмера за личное мужество, комендант.
– Да, как это ни странно, группенфюрер Оберг тоже не сопротивлялся. Правда, попытался поднять на ноги абверовцев и еще какой-то свой эсэсовский резерв…
– Когда я говорю о личном мужестве, то имею в виду не участие в перестрелке, господин фон Бойнебург, – назидательно уточнил Штюльпнагель. – Человек, решившийся арестовать генерала от СС, ведающего германской службой безопасности, достоин Рыцарского креста уже за одно только согласие отважиться на такой шаг. И не забудьте, что остается еще начальник сипо-СД Гельмут Кнохен.
– Его разыскивают. Как и некоторых начальников служб его ведомства.
«Догадываются ли парижане?.. – с победной ухмылкой вернулся к своим размышлениям Штюльпнагель. – Знают ли о том, как решительно мы действуем сейчас, когда в Берлине, в штабе Верховного главнокомандования вермахта – генералитет которого, судя по всему, так и не сумел привлечь на свою сторону ни одну воинскую часть, ни одного взвода солдат или курсантов – царят хаос и уныние? Вот что значит бездари!»
38
– Клаус!
Штауффенберг оглянулся и вздрогнул, увидев прямо перед собой, лицо в лицо, младшего брата Бертольда. В сумасшедшей горячке этого дня он как-то совершенно забыл о его существовании. И только сейчас понял, что ведь все эти долгие часы брат находился где-то здесь, рядышком, в цокольном этаже, среди младших офицеров, машинисток, телетайпистов, адъютантов и офицеров связи; переживал, волновался за него и, наверное, уже не раз порывался увидеть.
– Ты все еще здесь? – резко спросил он Бертольда. – Зачем?
– Где же мне быть, полковник? – Клаус уже привык к тому, что брат нередко обращается к нему по званию.
– Да где угодно! – Клаус оглянулся, не слышит ли их кто-нибудь, и, подталкивая брата рукой, отвел подальше от кабинета Ольбрихта, к лестнице, ведущей в сторону квартиры генерала Фромма, располагавшейся в этом же здании.
– Но я обязан находиться здесь.
– Как офицер – да, – кивнул Клаус, думая о чем-то своем. – Только мне бы хотелось, чтобы ты сейчас же исчез отсюда. Это моя просьба, Бертольд, – понизил он тон почти до шепота.
– Я понял, что мы проиграли. Здесь, наверху, вы даже не представляете себе, что затевается там, внизу, в подвалах.
– А что, собственно, там затевается? – Как он еще молод, его брат. Гордая осанка, бледноватое аристократическое лицо. Бертольд граф фон Штауффенберг. Полковник знал, как брат ценит свое графское достоинство и свою аристократическую приставку «фон» намного выше и острее, чем он, Клаус. Он неподражаемо красив и пленительно молод. Офицер штаба армии! Какая перспектива…
– Там уже формируются группы, готовые освободить из-под ареста генерала Фромма и расправиться с «предателями».
– «Предатели» – это мы, – констатировал полковник. – Неужто они не понимают, что происходит? – Клаус все еще пребывая в плену своих недавних размышлений о «жертвенной решительности». Но брату трудно было настроиться на его «жертвенную волну».
– Боюсь, что уже начинают понимать, – с горькой иронией предположил Бертольд.
– Сейчас прибудет фельдмаршал Эрвин фон Витцлебен! – врывается в их разговор чей-то радостный возглас – Фельдмаршал с нами! Это решительно все меняет.
«Это пока еще ничего не меняет, – неуверенно возразил Клаус фон Штауффенберг. – Но уже есть люди, готовые жертвовать собой, невзирая на спасение фюрера».
– Где он? – появляется в коридоре полковник фон Квиринхейм.
– Только что позвонили из Цоссена, из ставки главного командования сухопутных войск. Оказалось, что, по недоразумению, вместо того, чтобы прибыть к нам, фельдмаршал направился в Цоссен.
– Слишком много недоразумений происходит в Германии в этот проклятый день, – заметил фон Квиринхейм.
– Трагических недоразумений, – негромко согласился с ним полковник Штауффенберг, не рассчитывая быть услышанным.
– Ну, слава богу! – возрадовался генерал-полковник Бек. – Фельдмаршал фон Витцлебен сам но себе стоит пяти дивизий. Уж его-то приказы…
Бертольд недовольно оглядывается на появляющихся в коридоре людей и увлекает брата все дальше, к концу коридора, туда, к лестнице, ведущей к запасному выходу. Ему очень хочется побыть с Клаусом наедине. Услышать кое-что лично от него. Он боится, что сейчас Клауса вновь уведут, и кто знает, когда еще они смогут поговорить, и смогут ли вообще.
– Появление фельдмаршала уже не изменит ситуации, Клаус, – убежденно говорит он. – Мы упустили время. Никакой фельдмаршал, а тем более – фельдмаршал, не имеющий войск, уже не способен переломить ход событий.
– Поэтому я и хочу, чтобы ты спасся. Ольбрихт отдал приказ никого не выпускать из здания без подписанного им пропуска. Но об этом я позабочусь.
– Не знаю, был ли такой приказ, но можешь мне поверить: добрый десяток находившихся здесь офицеров и низших чинов из обслуги уже сумели бежать. Мне советовали сделать то же самое. Одни думают, как бы сбежать, другие собираются в небольшие группы и проверяют оружие, готовясь прийти на помощь гестаповцам, когда они нагрянут сюда.
– Вот видишь, какими мыслями ты занят.
– Естественными. В нашем положении. Клаус, скажи, ты знал о том, что готовится покушение на Гитлера?
Клаус провел дрожащими пальцами по лицу, пытаясь снять ими окончательно ослепляющую его усталость.
– Знал, конечно.
– И знал, что заговор готовит не Гиммлер, не СС, и что руководители его здесь?
– Не мог не знать. Ты забываешь, что я – начальник штаба.
– А Фромм?..
– Фромм – тоже. Это потом он вдруг…
– Господин полковник, – появляется в нескольких шагах от них, у изгиба коридора, фон Хефтен. – Есть сообщение из Парижа.
– Какое же?
– Удивительное. Оказывается, несмотря ни на что, штаб генерала Штюльпнагеля действует. Там все в порядке.
– Что и в самом деле удивительно.
