Цезарь был напряжен. Наверное, у него плохое настроение, решила Сорча. Но когда сестра повела невесту под свадебный марш по проходу, он посмотрел на нее так, что ей захотелось пойти быстрее. Аквамариновый цвет его глаз уступил место слепящему серебристому жару.
К глазам Сорчи подступили слезы. Неужели она в самом деле выходит замуж за своего босса?
Его руки крепко сжали ее дрожащие пальцы, его голос звучал ровно, тогда как она запиналась от эмоций. Сорча не понимала, что это означает: то ли он уверен в правильности их брака, то ли просто менее впечатлителен.
Денег на свадьбу Цезарь не пожалел. Платиновое кольцо, которое он надел ей на палец в церкви, дополнялось кольцом в честь помолвки. На одном кольце сверкал крупный бриллиант, на другом – изумруды и бриллианты поменьше.
Сорча едва могла говорить, когда надела платиновое кольцо с одним изумрудом на его палец. Цезарь принадлежит ей! Она задрожала.
Их благословили, и муж поцеловал жену. Это был целомудренный поцелуй, но ее губы вспыхнули.
Прием состоялся в первоклассном отеле. Деревня располагалась на побережье, а это означало прилив туристов в летние месяцы, и подобных отелей было несколько. Номера были небольшие, но их окна выходили на пляж, а еда и обслуживание были превосходными.
Что ж, если не считать косого взгляда бывшей одноклассницы Сорчи, наливавшей приглашенным чай, все прошло отлично.
Сегодняшнюю ночь они проведут в отеле. Каким бы классным ни был номер – а апартаменты не случайно названы королевскими, – все это далеко от роскоши, к которой привык Цезарь.
В прошлом, когда Сорча позволяла себе фантазировать, она представляла, как пригласит Цезаря к себе домой и познакомит с семьей. У них будет время посетить ее любимый пляж и полакомиться помадкой в кондитерской. Или, может, проехать на велосипеде мимо дома, чтобы взглянуть, как растут розы матери.
Сорча не знала, почему она делала это, но, если погода была хорошая, она всегда проезжала мимо особняка, в котором выросла. В некотором смысле это был мазохизм. Ее отец – единственный, кто проводил здесь время. Его английская семья никогда не использовала этот дом. После его смерти дом продали американскому актеру, который редко приезжал сюда. Он стоял пустой, что приводило Сорчу в ярость.
Сегодня накрапывал дождь. Сорча не восприняла это как плохое предзнаменование. Солнце ненадолго показалось из-за туч, когда они вышли из церкви. Камни мостовой и ярко окрашенные фасады домов вдоль главной улицы заблестели. Вдали виднелись изумрудные холмы. В воздухе чувствовался запах моря, а легкий бриз румянил щеки. Несмотря на все опасения, покидая церковь как жена Цезаря, Сорча надеялась, что будущее у нее будет светлым.
Но ей хотелось знать, что Цезарь думает обо всем этом. Болтая с сестрами, Сорча бросала осторожные взгляды в его сторону. Неужели он в самом деле ее муж? Получает ли он удовольствие от разговора с мужем ее сестры, Кормом?
Корм обычно держал язык за зубами и был очень привязан к семье своей жены. Они стали родителями, когда еще учились в школе. Сейчас они владели пабом и жили неплохо, но первые годы их брака были невероятно тяжелыми.
– Футбол, – ответил Цезарь, когда Сорча позже спросила его, что они обсуждали.
«Конечно, – подумала она с усмешкой. – Оба фанаты».
– Твоя сестра задержится здесь? Ты думаешь…
Его сестра Пайа привезла фотокамеру. Она была морским биологом, но, судя по всему, собиралась фотографировать не только обитателей моря. Когда Сорча поблагодарила ее за то, что она пришла в церковь, та ответила: «Спасибо, что пригласили меня. Церемония была очень милая».
Цезарь пригласил всю свою семью, но приехала только Пайа.
Сорча осознала, что Цезарь ждет, когда она закончит фразу.
– Ну, не знаю. – Она пожала плечами. – Не похоже, что твоя семья довольна нашим браком. Я рада, что Пайа приехала, но, честно говоря, меня это удивило.
Цезарь беспокойно мерил шагами гостиную, без сомнения испытывая клаустрофобию в маленькой комнатке.
– Она направлялась в Гренландию на симпозиум. Ей было по пути.
– Что ж, было приятно с ней встретиться.
Сорча болтала, нервничая, пока переодевала их сына на диване. Она думала о том, как будет раздеваться и разделит постель с Цезарем после того, как они поужинают.
Она чувствовала себя если не пойманной в ловушку, то окруженной опасностями и препятствиями. У нее не было никакой уверенности в том, как дальше сложится ее жизнь.
Но пора преодолеть самую большую опасность, решила она, заканчивая застегивать на Энрике пижамку.
– Вот, – небрежно сказала она и сунула малыша Цезарю.
Он должен был либо взять сына, либо уронить его, а Сорча знала, что он не позволит ему упасть. Все женщины Келли жаждали потискать своего племянника и внука, а сумку, в которой ребенок находился в дороге, нужно было нести за ручки, и Цезарь не прикасался к Энрике достаточно долгое время.
– Что? Почему?
– Мне нужно помыть руки, – объяснила Сорча, направляясь в ванную и делая вид, что не замечает его округлившиеся глаза. – Я не могу оставить его на диване. Он может упасть, – добавила она.
При этом у нее было невинное выражение лица.
Энрике было немногим больше недели от роду. Вряд ли он был способен скатиться с дивана.
Наконец Сорча вышла из ванной и по лицу Цезаря поняла, что ему некомфортно. Он держал Энрике на вытянутых руках, словно малыш мог испачкать его одежду.
Ее сердце упало, но Сорча напомнила себе, что Монтеро не похожи на Келли. Его сестра появилась на их свадьбе только потому, что ей было «по пути». Он когда-нибудь в жизни держал ребенка?
Подойдя к Цезарю, она мягко заставила его прижать ребенка к себе.
– Согревай его, пока я переодеваюсь. И придерживай головку. Вообще-то он хорошо ее держит, но все равно. Поговори с ним.
– О чем? – Теперь Цезарь прижал Энрике к плечу, словно набрал слишком много продуктов в магазине, а корзинку не взял.
– Он слушал мой голос девять месяцев. Он чувствует себя в безопасности, когда слышит меня. Нужно, чтобы и твой голос ассоциировался для него с безопасностью. Говори с ним на валенсийском диалекте. Вряд ли ты захочешь, чтобы я учила его этому. У меня акцент. – Она ушла в спальню.
У двери Сорча оглянулась. Взгляд Цезаря говорил о том, что ему все это не нравится.
– Притворись, что это Корм. По крайней мере, он не будет спорить с тобой, кто лучший вратарь в мире.
Сорча прикрыла за собой дверь. Цезарь знал, что она раздевается. В этом он был готов помочь…
В детстве он держал на руках котят, когда кошка в винограднике окотилась, но ребенка – никогда. А тут. Этот ребенок рождал в нем неведомые чувства, он был таким хрупким, его кожа была такой нежной, что Цезарь боялся причинить ему вред, сделав неверное движение.