Летом пятнадцатого года наступление англо-индийских войск под командой генерала Никсона к Багдаду сыграло большую роль в исходе широко задуманных операций турецкой армии Халил-бея на Ефрате и в Ванском горном районе. Против этой группы турок был один враг – Русская кавказская армия. Теперь их стало два. Очутившись между двух огней, турки вынуждены были направить несколько дивизий, шедших из Моссула на север, обратно к Багдаду. Поэтому русским войскам удалось нанести основательное поражение Халил-бею и отбросить его войска к Мушу и Битяису. Теперь русским войскам в Персии, в свою очередь, приходилось отвлекать на себя турецкие силы, чтобы облегчить положение отряда генерала Таунсенда, вынужденного отступить перед подавляющими силами турок к Кут-Эль-Амару.
* * *
Баратов ответил: раз речь идет о выручке союзников из критического положения во что бы то ни стало, то он идет, заранее примирившись с неизбежными трудностями и лишениями для войск. Форсированным маршем в середине апреля шестнадцатого года Керманшахский отряд во главе с князем Белосельским-Белозерским выступил из Керманшаха. В состав отряда входили: 1-я Кавказская кавалерийская дивизия в составе трех драгунских полков – Нижегородского, Северского, Тверского и 1-го Казачьего Хоперского полка, Конно-горный артиллерийский дивизион; четыре батальона пограничной бригады и два полка 1-й Кавказской казачьей дивизии – 1-й Уманский и Запорожский. Всего около семи тысяч человек. В командование этой группой войск должен был вступить старший генерал отряда, а старшим оказался генерал-лейтенант кн. Белосельский-Белозерский. Петербургский свитский генерал, человек неглупый, приятный в обществе, но мало известный своими качествами как генерал. Он был душою общества на пирушках, прекрасно рассказывал анекдоты и… только. Баратову хотелось назначить другого, но обойти Белосельского было нельзя.
Великий князь Николай Николаевич приказал Баратову приступить к новой стратегической операции – наступлению по Багдадскому направлению. Было приказано занять Ханекен и отвлечь на себя возможно больше турецких сил от Кут-Эль-Амара. В это время наши войска занимали Керманшахский район. До Ханекена было без малого триста пятьдесят верст. Таунсенд мог надеяться, и героически выжидал. Под Ханекеном мы могли встретить крупные силы, а потому генерал Баратов стремился принять меры, обеспечивающие возможность успешности похода. В городах от Энзели до Керманшаха были небольшие гарнизоны, по дороге редкая этапная линия, но тыла в полном смысле этого слова не было. База была в Энзели за семьсот верст от фронта, а тылом было Каспийское море. Ведь отряд Баратова при самом вступлении в Персию не был достаточно подготовлен к серьезным операциям. Войск до трагичности мало. Горсть. В артиллерии, снарядах и патронах – недостаток. Госпиталей, медицинского персонала и лекарств – ничтожное количество. Запасы продуктов питания – консервы, сахар – незначительны. Расходы огромные – денег мало. А главное, не было перевозочных средств. Все можно было бы постепенно подвезти из тыла, но нужны были деньги и транспорт. До Ханекена от Энзели около тысячи верст. Шоссе обрывается на полдороге, и на все это огромное пространство, включая и фланги, с шириною фронта в шестьсот верст, пять-шесть десятков автомобилей и ни одного аэроплана.
Баратов быстро разработал широкий план обеспечения войск и послал в Тифлис. В требованиях было все. Он просил пополнения, денег, транспорта. Ему не дали ничего. Подготовка к операциям требовала и времени, так как продовольствие и фураж надо было везти к фронту за сотни верст гужем или на вьючных животных. Нужно было время, чтобы собрать запасы фуража и продовольствия, наполнить ими магазины Керманшаха и Керинда, а на участке Керинд – Ханекен построить новые. Штаб ответил, что никаких новых сил и средств он дать не может, так как их нет в распоряжении глaвнoкoмaндующeгo Кавказским фронтом, а время не терпит, так как положение союзников под Кутом становится критическим. Генералу Баратову предлагалось исполнить задачу силами и средствами, уже бывшими в Персии в его распоряжении. Экспедиционный корпус переименовали в 1-й Кавказский кавалерийский, должно быть, чтобы придать больше весу вовне. Баратову это было малым утешением.
Выхода не было. Нужно было идти.
* * *
Грунтовая дорога начинается за Хамаданом. С ноября по май частые дожди, а потому дорога местами превращается в сплошное непролазное болото. Дороги Персии! Горные перевалы, холодной весной – разливы рек в ущельях и долинах, непролазная грязь. Ухабы, глубокие ямы, арыки между Хамаданом и Кериндом… Летом – невыносимая жара, отсутствие здоровой воды, песок на перевальных путях, густые клубы пыли. Мириады комаров, москитов и мошек днем и миллионы паразитов ночью, в персидских помещениях, где приходится останавливаться русским войскам. Эти помещения в большинстве случаев караван-сараи, – конюшни с навозом, грязью и вонью. Ведь даже и в мирное время путешественник по Персии должен был везти с собою походную кровать. Нужно было спешно чинить дороги и строить новые. Время было тяжелое – весна. Операции за Керманшахом начали развиваться полным ходом, и с доставкой фуража и продовольствия торопились. Баратов начал постройку дороги шоссейного типа в самом важном месте за Хамаданом, на перевале. На снежные высоты Ассад-Абада из прилегающих к дороге деревень и из самого Хамадана на работы подрядились тысячи персов, которых разбили на рабочие отряды. Под руководством корпусного инженера, его офицеров и десятников закипела работа, и скоро огромной черной змеей через снежную пелену гор выползла новая дорога, и медленно, но уверенно вырастая с каждым днем, стала спускаться вниз в зеленую долину Кянгавера.
Верхом я ехал в Хамадан. Нужно было взять перевал. Решил ехать по новой дороге. Она еще не закончена, но говорят, ехать можно. На перевале рады поглядеть на проезжего. Десятник кричит:
– Кардаш, кардаш, работай, лодырь…
Здоровается со мной и, как бы извиняясь, говорит:
– Ну и народ же – ляд, так и норовит ничего не работать, а краны[32] любит!
Раздался шум мотора, и из-за поворота показался большой серый автомобиль. Кто-то из штаба пробовал дорогу. Машина медленно и неуверенно подвигалась вперед. Рабочие отскакивали в сторону; некоторые скатились с дороги на откос, а другие прижались к горе справа от дороги. После поворота начинался спуск, и было видно, как сотни людей, прекратив работу, смотрели на диковинную самодвижущую машину. Некоторые в застывших позах, с лопатами и кирками в руках, – с изумлением, другие с явным страхом, озираясь по сторонам и на соседей, третьи – и таких большинство, – радостно улыбаясь. Как сейчас помню юношу лет семнадцати! Он окаменел в изумлении, но все лицо его светилось, смеялось, а в глазах был беспредельный восторг.
Но вернемся к отряду. Уже за Керманшахом начались стычки до самого Керинда. Между Керманшахом и Кериндом сто три версты грунтовой дороги. Местность эту персы считают опасной, разбойной. Крупные части, конечно, спокойно шли до Керинда, но мелкие отряды и транспорты часто подвергались нападению со стороны германо-турок и их временных друзей, воинственных курдов. На этом участке заготовлены были траншеи, вырытые персидскими жандармами под руководством немецких офицеров не без применения техники военного искусства. После перестрелки траншеи покидались и неприятель рассеивался в горах. Войска наши не преследовали его, так как нужно было идти вперед. Перестрелками из окопов и заграждениями нас пытались задержать, а нападениями на транспорты расстроить снабжение. Но набеги курдов предпринимались наугад. Ни туркам, ни курдам недоставало стройной организации, и вскоре, как только наши войска подошли к Керинду, после незначительного боя они очистили и Керинд.
