– Обойдусь. Долги я свои взыскал – стеклышки и рихтовка тоже не мало стоят.
Просторная дверь палаты вдруг отварилась, и вошла медсестра под ручку со старшим Лушниковым.
– Здравия желаем! – произнесла она.
Отец улыбался. Каких-то несколько инъекций – и нет больше в нем тягучей отрешенности. Жизнь снова интересует человека. Появился аппетит и желание действовать.
– Сынок…
Лушников поднялся. Взял отца под руку.
– Я сам… Я еще сильный…
– Ну, разговаривайте тут, – сказала сестра и вышла.
Отец продолжал бормотать. Всю задницу искололи. И под лопатку умудрились воткнуть. И под капельницу кладут каждый день. Так что у него времени совсем не остается, что даже газету некогда дочитать…
– Как там дела? – спросил. – Ну, в целом?… Не приходила?…
Беспокоит, свербит старая душевная рана. Забыть негодяйку никак не может.
– Нет, пока… – ответил сын. – Не приходила.
Он кашлянул и многозначительно посмотрел в сторону Казанцева. Палата на двух больных. Конечно, не идеальное место, чтобы тихо отправить человека в мир иной, однако и сюда проникнуть могут. А медики напишут какую-нибудь ерунду в заключении: умер, например, от запора – вот и радуйся после этого.
– У меня тоже все нормально, – сказал Николай. – Жду приказа, а пока отдыхаю…
– Это хорошо, – бормотал отец. – Служить надо. Глядишь, подполковника присвоят.
Человек жил старыми понятиями: солдат спит – служба идет. И ведь сам когда-то служил – по лезвию ножа, бывало, съезжал. Куда все ушло?… Забыто?… Стерлось из памяти?… Выветрилось другими проблемами?… Квартиры едва не лишился, и самого чуть на доски не уложили, но, похоже, так и не понял человек. Вероятно, это маразм.
– Так и летаешь, папа, во сне? – спросил Николай.
– Летаю, сынок. Но, ты знаешь, – он округлил глаза. – Повадилась мать со мной. Позади. А ведь истребитель-то одноместный. Вот какие сны, сынок. И все время спрашивает: «Не понял до сих пор, что ли?» А я и не знаю, о чем…
Зато сын понимал, о чем. О том самом. О главном. Ворон ловит отец, по верхушкам смотрит, когда надо под ноги больше глядеть, чтобы в люк не свалиться. Подобрал себе жену – чуть не сыну ровесница. Это ли не верхоглядство?! Матери было видно с той стороны.
– Как там Настасья с Иваном? – спросил отец. – Из штанов не выпрыгивают?… Ну и ладно… Только бы меня не ругали. А то ведь я тоже как понесу по кочкам – мало не покажется…
Сын опять удивился. Вот это заворотил! И, вероятно, сам поверил. По кочкам он понесет. За то, что от смерти спасают.
– Передавай привет и скажи, что у меня все хорошо. Вес набираю. Сто грамм… за сутки. И что долго не задержусь… И что с головой у меня теперь хорошо. Осознал, короче говоря, скажи, мол… А за тебя я рад, сынок. Вдвоем легче нам будет…
Отец опустился на подушку и глубоко вздохнул.
– Хреново мужику одному оставаться, – сказал. – Лучше первому уйти. Женщина – она приспособленней. Ей это вообще, видать, на роду написано, а у нас – видел, как получилось…
Сын молча соглашался. Слегка заносит, конечно, папашу – «по кочкам он пронесет». Но это пройдет. Некоторую невоздержанность можно списать на действие медицинских препаратов. Только бы чужие пилюли больше не употреблял.
Майор сидел вполоборота к отцу. Окна находились позади. Прикрытая дверь – впереди. Дверь вдруг резко распахнулась, и в помещение в белом халате вошел мужчина – круглый, как мячик. Светлая растительность разбегалась вокруг лысины. За ним важной походкой шагала горная козочка по имени Тамара Борисовна. На высоких каблуках. Стройная и молодая. Личико пудрой краснокирпичной обмахнула, чтобы сделаться вдвое моложе.
– Вот! Прошу! Можете здесь беседовать! Никаких, как видите, проблем! – гордо объявил лысый, упираясь взглядом в Николая. – А вы кто такой будете?!
– А вы? – хмуро проговорил майор.
– Начальник госпиталя! – словно на плацу объявил вошедший. – Кто вы такой и что вы здесь делаете?!
Разговор приобретал дурной оборот. Тамара применила свой дар внушения и поставила все вверх ногами. Умна!
– Я вам звонил, – ответил Лушников. – И вы мне ответили. Однако разговор у нас и не получился. Но раз уж госпожа Филькина здесь, прошу привлечь к участию и третью сторону, то есть отца. И пригласить лечащего врача.
– Для чего?! Никого это не касается! – Тамара Борисовна топала ножками.
Начальник учреждения заметно смутился – попал в затруднительное положение, как тот индюк.
– Хорошо. – Он развернулся, подошел к выходу и подозвал медсестру. – Пригласите сюда лечащего… Кто у нас тут?…
Медсестра убежала, не ответив.
Через минуту в палату вошел доктор лет тридцати. Зафиксировался у проема и стал сверлить глазами пространство.
Николай поднялся:
– Майор Лушников, – представил сам себя. – А это мой отец. Теперь скажите, какая у вас специальность.
– Терапия, – ответил доктор.
– Хорошо. А теперь можете нам сказать, в каком состоянии мой отец? С поведенческой точки зрения? Может быть, он психически больной?
Врач наклонил голову набок. Вопрос, конечно, неожиданный, однако никаких у больного отклонений не обнаружено.
– Тогда скажите, для чего ему прописали вот эти лекарства?
Лушников вынул упаковку и протянул ее доктору.
Доктор взял коробочку и стал читать, близоруко щурясь. Потом задумчиво проговорил:
– Никогда таких лекарств не выписывал, поскольку они противопоказаны по многим позициям. Во-первых, они сильно влияют на поведение. Во-вторых, меняют суточный режим сна. Ведут к потере веса.
И так далее. И тому подобное…
– Достаточно, – прервал доктора начальник.
– Теперь я хочу спросить у больного. – Лушников обернулся к отцу. – Кто тебе дал их, папа?
– Она! – выкрикнул тот, тыча пальцем в сторону Тамары. – Она давала их мне! Всегда! Как придет, так и сунет… Мне и сейчас их снова охота, потому что привык…
– Слыхали? – произнес Николай и снова обернулся к отцу. – Теперь скажи им, папа, хотел бы ты, чтобы к тебе приходила Тамара Борисовна? Как скажешь, так и будет. И я не стану больше помехой…
Отец дернул головой, уцепился руками в кровать и громко произнес:
– Нет! Без нее мне теперь лучше!..
Николай развел руками:
– Кажется, все слышали. Одного не пойму – для чего был весь концерт, когда и так было ясно…
– У нее документы – как я мог отказать! – Шарообразный начальник приплясывал возле койки. – Окажитесь сами на моем месте…
Николай промолчал, дожидаясь решения.
