Тронул коня. Личная сотня – рядом.
Действительно. Здесь и поставим городок. Отсыпем валы, выроем рвы. На валах – частокол и огнебои. Внутри – палатки для воинов.
– Звал, княже? – примчался крепкорукий.
Князь обвёл рукой местность:
– Как тебе?
– Вроде ничего. Надо грунт проверить.
– Здесь хочу лагерь ставить. Да и бухта удобная.
– Момент, княже…
Крепкорукий спрыгнул со своего коня, из сумки лозу вытащил, прошёл небольшой круг, всматриваясь в деревянные веточки в руках, утвердительно кивнул.
– Нормально, княже. Можно приступать?
– Нужно. Сделай пока разбивку, сейчас пригонят рабов, пусть они и работают.
– Понял, княже, – кивнул. Умчался.
Пяти минут не прошло, уже шагает отряд, тащат с собой инструменты – топоры, лопаты, кирки, ломы, пилы. Да мало ли что у них в обозах имеется? На всякий случай что-нибудь, но отыщется… Пока князь окрестности осматривал, раскатали мерные верёвки, стали построения на местности чертить, мелом дорожки просыпают, намечают рвы, валы, по лесу шуршат, отмечают пригодные для постройки деревья, да ругаются – низкие больно. Привыкли к мачтовым соснам да дубам великанским и секвойям на родине. Простите, други, здесь другой мир…
– Княже, обед готов.
– Обед? – Дар удивился.
Потом взглянул на солнце – ничего себе! Вроде только на берег сошёл, а времени четыре часа прошло! Однако. Ну, раз обед – дело нужное. Сошёл с коня. На расстеленной скатерти котёл с кашей, густо мясом сдобренный, взвары разные, хлебушек. Сотня тоже слезла, им также еда готова. Молодцы ребята, что обеспечением и тылом занимаются, сопли не жуют, сразу за дело принялись!
Пока ели, первые пленные пожаловали. Гонят колонны, плотно верёвками увязанные. Как принято у славов – жердь длинная, с петлями на концах, что вокруг шеи человека захлёстнуты. Руки за спиной скручены. Мужчины и женщины. Те, кто работать способен. Стариков, старух, детей не брали. Зачем? Лишние рты ни к чему.
Подъехал всадник, осадил коня, спрыгнул на землю, поклон отвесил в знак уважения:
– Людей набрали. Сейчас остальных пригонят. Куда их, княже?
– Крепкоруким передайте. А в городе что?
Тот пожал плечами:
– Да как сказать? Ничего странного нет. Правда, дома у них из пергамента особого да рам деревянных, и склады нашли на окраине. Дорогу из города перекрыли. В гавани корабли под охрану взяты.
– А что на складах? – заинтересовался князь, и воин протянул ему горсточку необычного зерна. Подивился Дар. – Отдай нашим тыловым, пусть посмотрят.
– Нам бы пеших – вывезти оттуда надо полезное.
– Распоряжусь. Ступай пока. Продолжайте делом заниматься.
– Слушаюсь, княже! – Снова поклонился, ушёл, ведя коня в поводу.
А Дар заинтересовался пленниками. Ну да. Мелкие, худосочные. Одеты в основном в чёрную одежду. Сверху вроде как рубаха, с разрезом спереди, чем-то короткий тулуп из ткани напоминает, поясом прихваченная. Штаны срамные, что бёдра голыми оставляют. На ногах – плетёные сандалии. Жёнки – кто в простых длинных платьях, с узлом на спине. У некоторых – попроще, однотонные, у нескольких – пышные, цветами изукрашенные, переливаются на солнце. Семенят мелко-мелко. Никак знать местная? Ну-ну. Смотрят с ненавистью и страхом. Но больше страха – никогда таких гигантов не видели.
Крепкорукие начали людишек разбирать, пытаются втолковать, что к чему. На собственном примере показывают. Пешцы уже охрану ставят, надзирают за работой. Двинулись в город повозки грузовые. Грабить идут. Перво-наперво склады вычистят, потом по домам пойдут. Ну, уже всё отработано.
Донёсся перестук топоров, потом со стоном и шумом, с гулким ударом и треском ломающихся сучьев рухнуло на землю первое дерево. Второе… Молодцы, крепкорукие! Уже и лопаты раздали, ров рыть начали. Палатки разбивают. А там что? Что за свалка? Поднялся, поблагодарил за еду, рот вытер полотенцем, двинулся на шум… Девица мелкая, с пышной причёской, гребнями заколотой. Платье её даже неопытному взгляду видно, что дорогое. Осанка надменная, смотрит зло, перед ней – обычное ведро с песком. Она руками в длинных рукавах машет, ножкой, в сандалии на подставках топает, кричит что-то. Да тут и без перевода ясно – работать не хочет. Не хочешь – заставим. Князь плеть из-за пояса выдернул и со всего маха – на! Взвизгнула от боли, когда кожаный ремень драгоценную ткань располосовал, на колени рухнула, голову прикрывая, а Дар распорядился:
– Ещё раз такое повторится – пустить её по кругу, а потом в куль да в воду. И с прочими не церемониться. Надо будет – ещё нахватаем. – Отвернулся равнодушно, зашагал обратно к скатерти.
…К вечеру уже границы лагеря очертили. Наметился ров, чуть приподнялось основание вала. Выросли стройные ряды шатров, коновязей и турьих стойл. Пленников остановили за час до заката, накормили, потом согнали в огороженные места, выставили охранников. К тому времени вернулись обозы из города, привезли захваченное: зерно давешнее, дерево сухое, ткани, металл и прочее, на что глаз положен был. Ну а после лагерь почивать лёг. Ночь ведь на дворе.
Алексу не спалось. Поднялся, пошёл к границе лагеря. Темнело тут быстро, но ещё можно было различить сваленные в груды тела, которые начали собирать с поля смерти, чтобы предать захоронению. Они пришли на честную битву, потому и уважение им славы окажут, похоронят, а не бросят на съедение всякой живности. Но наворотили здесь изрядно… Посчитали – почти двадцать тысяч трупов осталось на поле битвы. Спаслось – ну, может, тысяча, может, и того меньше. Кто в обозах был да коней имел быстрых. Не ожидали желтокожие встретиться с огненным боем. Впрочем, и без него сломили бы славы вражью силу. Не ровня они нам… Уже – нам? Да. Удовлетворённо улыбнулся в усы фон Гейер, двинулся обратно.
А это что? Услышал тихий плач. Остановился, пошёл на звук. Часовой его окликнул, пришлось назваться. Пояснил воин, что тут пленники сидят под охраной. А плачет одна из них. Её князь плетью отоварил нынче да распорядился под особый присмотр взять. Ну ребята и постарались. От одежды – одни лохмотья, сандалики щегольские развалились, руки в кровь стёрла. Да ещё еды ей не досталось – прочие невольники всё расхватали. Вот и сидит на краю места положенного, рыдает.
Поморщился недовольно рыцарь – знает он, каково такое переносить. Сам пленником у сарацин был. Запомнил место, где девица была, вернулся на своё место. Сходил к тыловым, выпросил краюху хлеба да молока фляжку, ткани чистой и мёда немного. Снова в лагерь пленников вернулся. Та, давешняя, всё ещё рыдает. Только уже беззвучно. Подошёл к ней вплотную – она шарахнулась, но успел её за ногу ухватить да к себе подтащить. Затихла, съёжилась, руками прикрылась. Темно, лица не рассмотреть, ну ему и не надо. Сунул ей хлеб в руку, показал, что жуёт. Протянул флягу, мол, пей. Потом тряпицы достал из-за пояса. Эх, воды нет, ну да ладно, сойдёт. Пока та ела жадно, сразу видно, досталось ей сегодня, так что желудок урчит, осторожно забинтовал ступни. Всё легче ходить будет. Сейчас некогда – завтра вечером, если не ускачут куда, принесёт ей одёжу другую. В этой-то и ходить тяжело, не то что работать. Оставил ещё пару тряпок ей, забрал фляжку пустую, ушёл. Теперь и в сон потянуло. С чего бы? Что доброе дело сделал? Но уснул мгновенно, едва голова седла коснулась, что вместо подушки.
