– Мудила, – бормочет он крупному, сплошь покрытому татуировками мужику. Тот останавливается и огорошенно выпяливается на моего отца. – Вонючка. Хрен стоячий.
– Он немного не в себе, – поясняю я мужчине, многозначительно и совершенно не политкорректно крутя пальцем у виска.
Меня он тоже одаривает недоуменным взглядом, однако все же топает своей дорогой, к дартсу, не попытавшись сшибить моего папашу на пол.
На сей раз вроде обошлось.
– Пап! – одергиваю я своего чересчур действующего на нервы родителя. – Прекрати сейчас же!
– Мудилы…
Запас его ругательств успел истощиться, и, пока папаша не завел свое по кругу, я резко перебиваю:
– Ты прямо сам напрашиваешься, чтобы тебе начистили рыло!
Он снова вперивается взглядом в стакан.
Можно подумать, мне мало о чем волноваться, чтобы в список моих забот добавился еще и папин надуманный психический недуг. Я жду не дождусь, когда же нам пора будет выступать. Хочу проверить, удастся ли мне так же, как на прослушивании, полностью забыться в музыке. Со мной такое случается далеко не часто – возможно, выступая на сцене в «Голове», я просто слишком опасаюсь, что в нас чем-нибудь швырнут из зала.
В отведенное нам время Карл соскальзывает с барного стула, и мы идем вдвоем к нашему скромному помосту. Вопреки обыкновению, хозяин паба шагает туда вместе с нами, и едва я протягиваю руку к микрофону, Господин Кен выхватывает его первым.
– Леди и джентльмены, – возглашает он, – сегодня у нас появился свой собственный соловей…
Я кошусь на него взглядом. Что еще за соловей?
– …прелестная Ферн Кендал, которая пришла спеть перед вами сразу после своего потрясающего выступления на отборе в «Минуту славы».
Хорошо, я не сказала Кену, что нас бесцеремонно выставили с прослушивания, не дав допеть и до середины. И барная публика – также вопреки обыкновению – задорно приветствует нас и награждает порцией аплодисментов.
Кен передает мне микрофон, и, накрыв его ладонью, я тихо предупреждаю:
– А ведь мы захотим повышения зарплаты, если будешь нас так рекламировать.
Он тут же меняется в лице и ретируется за барную стойку, чтобы налить себе чего-нибудь покрепче.
Мы с Карлом начинаем первую песню, и… Даже не знаю, как это объяснить, но почему-то я чувствую себя гораздо увереннее обычного – хотя, конечно, и не мечусь в экстазе по всей сцене. Все ж таки в моей вере в себя произошел какой-то едва уловимый сдвиг. Обыкновенно стремление к величию или богатству – совсем не мой конек, но теперь я чувствую, что могла бы в этом преуспеть, причем в самом широком масштабе. Будь такой шанс
[27].
Мы выступили один раз, спустя некоторое время вышли еще, и – возможно, у меня просто разыгралось воображение, – мне почудилось, что на сей раз нас приняли чуть восторженнее. Когда я спрыгиваю со сцены, меня даже хлопает дружески по спине кто-то из посетителей. Все вокруг мне радостно улыбаются – причем явно не по пьяни.
И тут звонит телефон – чувствую, как вибрирует в джинсах мобильник. У меня аж перехватывает дыхание. Может, это как раз тот самый звонок, которого мы так ждем? И сейчас сама наша судьба нетерпеливо ерзает в моем кармане? Может, наше второе за сегодня выступление каким-то образом донеслось до них через эфир вселенной, побудив главных вершителей из «Минуты славы» с нами связаться?
– Может, это они и есть? – говорю я Карлу. Рот от волнения словно песком набит. – Почему бы нет?
Я поспешно выдергиваю из кармана мобильник и отвечаю, пока он не перешел в режим голосовой почты.
– Алло! – говорю я в трубку, всеми силами стараясь сохранить то чувство небывалой уверенности, что владело мною еще с минуту назад.
– Алло, – слышится мужской голос, явно мне незнакомый. – Это Руперт Доусон, – вкрадчиво произносит он. – Агент Эвана Дейвида.
– Ой, здравствуйте. – Радужный пузырь моего ликования вмиг лопается.
– Я звоню узнать, все ли с вами в порядке.
– Со мной?
– Вчера вы удалились в большой спешке и сегодня не вышли на работу. Эван забеспокоился.
– Правда?
– Ему хотелось бы знать, стоит ли ожидать вас завтра.
Завтра воскресенье, и я надеялась повидаться с Джо и Нейтаном, о которых сегодня даже не вспомнила. Задумавшись, я прикусываю губу. Получается, если Эван хочет, чтобы я завтра явилась на работу, значит, свое место я еще не потеряла. Что ж, весьма за то признательна.
– Вы меня слышите? – напоминает о себе Руперт.
– Завтра? Хорошо, – отвечаю ему. – И прошу извинить, что меня не было сегодня.
Кроме всего прочего, я ведь и не знала, что должна буду работать по выходным. Пусть думают, что я отсутствовала из-за случившегося с моим отцом кризиса. Они ни за что не докопаются, что я сачканула работу, чтобы попасть на прослушивания в «Минуту славы». Знал бы Эван Дейвид, где я давеча была, вряд ли обо мне так взволновался!
Повесив трубку, поворачиваюсь к Карлу:
– Увы, это звонили не слава с удачей. Но, по крайней мере, я осталась при работе.
– Даже не знаю, радоваться мне или огорчаться, – хмыкает Карл.
– Лично я не то и не другое, – пожимаю я плечами и отправляюсь к отцу.
Считайте меня наивной дурочкой, но меня немало взбудоражила весть о том, что Эван Дейвид вообще обо мне думает. Непроизвольно подперев руками подбородок, я устремляю в пространство мечтательный взгляд.
– Ферн! – тут же кричит мне Господин Кен. – Тебе скорее урежут плату, если не будешь обслуживать посетителей.
Я быстро стряхиваю грезы и с радушной улыбкой занимаю место у пивного насоса:
– Что вам угодно?
Впереди всей очереди – тот самый здоровяк с татуировками. С хмурым подозрением косится на моего папашу.
– Мне пинту «Гиннесса».
О нет! Его же наливать целую вечность! Почему бы этому товарищу не взять, к примеру, диетическую колу – тогда бы я могла побыстрее спровадить его подальше от стойки.
– Опа, опа… – тут же заводит папочка.
– Заткнись, – шикаю ему.
– Это вы мне? – рокотом осведомляется у отца мужик с наколками.
– Нет, что вы, – поспешно отвечаю я. – Похоже, у моего папы очередной припадок.
И быстро зыркаю на отца – смотри, мол, напросишься.
– Оп-па, оп-па, – мелодично расходится он, – жирная жопа.
Наколотый аж взвивается вокруг оси. Он темнеет в лице, на толстой шее напряженно пульсирует жила.
