И снова на улице не было темно. Солнце упрямо висело на небе, спускаясь почти до самого горизонта, но не исчезая. Как объяснили ее новые друзья, Копенгаген – пивной Диснейленд. А место, куда они сегодня направлялись, копенгагенский «Мэджик Маунтин»
[35].
Они оказались в большом просторном зале. Заняли места у одного из длинных туристических столов, после чего Эмметт заказал напитки.
Официантка поставила на стол пять огромных стеклянных кружек. Джинни пришлось держать ее обеими руками. Понюхав напиток, она решилась его попробовать. Ей не нравилось пиво, но это оказалось приятным на вкус. Остальные радостно принялись за свое.
В течение получаса все было хорошо, хотя Джинни казалось, что она попала на один из плакатов, которые висели у них в классе по немецкому языку. Что не имело смысла, ведь она была в Дании, а не в Германии.
Внезапно за спиной Джинни зажегся свет, и стало видно, что в конце зала находится сцена. К микрофону вышел мужчина в сверкающем лиловом пиджаке и несколько минут говорил что-то на датском. Казалось, все были очень этому рады, кроме совершенно озадаченной Джинни.
– А сейчас нам нужно несколько добровольцев, – произнес мужчина на английском.
После этих слов четверо новых друзей Джинни подскочили со своих мест и начали возбужденно подпрыгивать. После этого оживились японские бизнесмены, сидевшие с ними за столом. Они тоже встали и начали что-то кричать. За столом осталась лишь Джинни, она опустила взгляд и увидела на их половине десятки пустых кружек.
Ведущий не мог не заметить зарубежных бунтарей, кричащих из их угла, и торжественно указал на них.
– Два человека, пожалуйста! – воскликнул он.
Покивав друг другу, они сразу же решили, что раз выбрали их стол, то от каждой группы пойдет по одному человеку. Японцы погрузились в серьезную дискуссию, как и спутники Джинни. До нее долетали только обрывки разговора:
– Ты иди.
– Нет, ты.
– Это была твоя идея.
– Подождите, – сказала Кэрри. – Пусть пойдет Кренделек.
Джинни резко подняла голову.
– Куда? – спросила она.
Беннетт улыбнулся:
– На битву караоке.
– Что?
– Давай! – крикнул Эмметт. – Кренделек… Кренделек… Кренделек…
Его крик подхватили остальные. К ним присоединились японские бизнесмены, которые уже выбрали своего представителя. Затем несколько человек, сидящих за другими столами, а через некоторое время уже весь угол зала скандировал ее прозвище. С разными акцентами, громко, настойчиво, в едином ритме.
Джинни нехотя встала из-за стола.
– Э-э-э… – протянула она нервно, – я вообще-то не…
– Блестяще! – крикнул Эмметт и повел ее по проходу между столами.
Один из японцев скинул пиджак и присоединился к ней.
– Ито, – сказал мужчина.
По крайней мере, Джинни показалось, что он сказал именно это. Его было трудно понять, потому что он говорил невнятно.
Ито пропустил Джинни вперед, хотя ей не очень-то хотелось идти первой. Ведущий зазывал их, а толпа громко аплодировала, когда они подошли к сцене. Ито выглядел довольным. Ослабив галстук, он размахивал руками, выпрашивая у толпы еще больше аплодисментов. Джинни смиренно взялась за руку ведущего и поднялась на сцену.
Она попыталась спрятаться в углу, но он уверенно подвел ее к краю сцены, а Ито положил руку ей на плечи, удерживая на месте. Ведущий кричал толпе что-то на датском. Джинни смогла разобрать лишь слово «Абба». Он достал (вроде бы из кармана) два парика: один мужской, растрепанный, а второй – женский, с длинными светлыми волосами. Женский парик водрузили на голову Джинни, в то время как Ито схватил мужской и криво надел его на себя. Со стороны барной стойки на сцену прилетело черное боа. Ито поймал его, но ведущий отобрал боа и обернул им плечи Джинни.
В зале стало темнее, но Джинни не могла бы точно сказать, было ли это из-за того, что отключили часть освещения, или из-за густой светлой челки, спадающей ей на глаза. Спереди из-под парика торчали косички, как волосатые щупальца мутанта. Она попыталась засунуть их под парик.
– Как насчет «Dancing Queen»?! – на английском прокричал ведущий. – Или «Mamma Mia»?
Эта идея понравилась толпе, а больше всех радовались австралийцы и японцы. Вдоль края сцены включились мониторы. На них замелькали картинки гор и прогуливающихся парочек.
А затем Джинни услышала первый аккорд. И тут ее озарило.
Они хотят заставить ее петь.
Джинни не поет. Особенно после пяти дней, проведенных с семьей Кнапп. Она никогда не пела. И даже не выходила на сцену.
Ито запел первым, неуклюже вцепившись в микрофон. Он улыбался, но Джинни ощутила неподдельный дух соперничества – Ито хотел победить. Толпа подбадривала его топотом ног и хлопками. Джинни еще раз попыталась отступить на задний план, но ведущий вновь вытолкал ее вперед – туда, где ей хотелось быть меньше всего. Она не будет петь. Нет.
Однако это же Копенгаген. Она стоит на сцене, на ее голове три килограмма синтетических волос. И она собирается петь. Она уже перед микрофоном, и к ней обращены сотни лиц. А потом она услышала звуки.
Джинни запела.
Самым поразительным было то, что ее голос, эхом отражавшийся от стен огромного бара, звучал очень даже неплохо. Возможно, немного нерешительно. Она продолжала петь до тех пор, пока не перехватило дыхание. Закрыв глаза, Джинни отдалась музыке. Прошло мгновение, показавшееся вечностью, и голос ее сорвался.
– А теперь голосуем за победителя! – крикнул ведущий. Возможно, в Дании принято кричать.
Он поднял руку Ито, а затем кивнул толпе, желая узнать ее мнение. Ему аплодировала большая часть зала. Затем ведущий поднял руку Джинни.
Когда они возвращались к столу, Ито все время кланялся ей, а за столом ее приветствовали как королеву. Очевидно, у японцев было много денег, так как они угощали. Тут же появились всевозможные сэндвичи. Пиво текло рекой. Джинни осилила четверть своей кружки. Кэрри выпила две. Эмметт, Беннетт и Найджел умудрились вылакать по три. Джинни не понимала, почему они до сих пор не умерли от алкогольного отравления. На самом деле, казалось, они отлично себя чувствуют.
К двум часам ночи японцы начали проявлять первые признаки комы. После оплаты по счету вся компания вывалилась на улицу. Попрощавшись, Джинни и австралийцы двинулись в сторону метро, но тут кто-то из японцев остановил их.
– Нет, нет, – невнятно произнес он, качая головой. – Так-си. Так-си.
