— Я думаю, что это была Сада… незадолго до того, как была убита. Вот только каким образом она вернулась в дом Кузнецова, на этой же машине или нет? Может, она въехала в Ларино с другой стороны, жаль, что там нет камеры, — поделился своими мыслями Китаев. — Сада… Остается узнать, что общего у этой мадам с пенсионером Липкиным.
Я скромно вызвался помочь, съездить к Липкину.
— Отлично! А я еще раз позвоню Равенкову, добьюсь того, что он позволит мне поговорить с Ниной Бретт.
— А что говорит Лариса Кузнецова, жена? — спросил я. — Может, Кузнецов рассказал ей, куда собирается поехать?
— Лариса, мягко говоря, неконтактная женщина. Она, понимая, кто ее муж, отвечала очень туманно, намекая на то, что подобные исчезновения мужа — дело обычное, что он часто сопровождает высокопоставленных лиц на разного рода мероприятия, присутствует при переговорах, и может утром, к примеру, встречаться с делегацией из Германии, а вечером уже ужинать вместе с членами правительства Греции в Салониках. Я так понял, что она доверяет мужу и старается не вмешиваться в его дела. Да это и так понятно, с таким мужем надо уметь быть терпеливой и держать язык за зубами.
— Но почему же тогда вокруг его исчезновения поднялся такой шум? Если бы его отсутствие было связано с его службой, вряд ли устроили такой ажиотаж…
— Думаю, все дело в этой женщине, Саде. Ее убийство стало причиной интереса к Кузнецову. Хотя я знаю, что окружение Кузнецова делает все возможное, в частности проплачивает тексты в интернете, в которых говорится, что убийство проститутки в его доме связано исключительно с мошенниками-рабочими, позволившими себе за деньги сдать Саде чужой дом, и что в такой ситуации мог бы оказаться любой человек, доверившийся бригаде мошенников.
Я поблагодарил Китаева за информацию, заплатил ему и поехал на Масловку, где проживал пенсионер Григорий Михайлович Липкин.
Плешивый, сухонький восьмидесятилетний старик, встретивший меня на пороге, содержал свою трехкомнатную квартирку в кирпичном доме в чистоте и порядке. Ветеран войны, он получал хорошую пенсию, на завтрак ел икру, намазанную на белый хлеб (о чем он с удовольствием мне сам рассказал), и ни один ужин не обходился без рюмочки коньячка. Человек общительный, разговорчивый, он рассказал, что красный «Фольксваген» был куплен ему сыном Германом, журналистом. Где, в какой газете или журнале он работал, он так и не смог мне толком объяснить. Скорее всего, Герман Липкин был внештатным сотрудником и подрабатывал, где только мог. Скорее всего, он пользовался псевдонимами, иначе я и сам бы нашел его, хорошенько погуглив. Я показал старику Липкину фотографию Сады, которую мне перекинул Китаев, но никакой реакции не было — старик не видел прежде этой женщины. Я записал номера телефонов и адрес его сына Германа, позвонил ему, представился человеком, который может быть ему полезным, и мы договорились встретиться с ним вечером на Пушкинской площади.
Вернувшись домой, я пообедал куриным супом и сел за работу. Мне надо было систематизировать всю полученную мной информацию.
Самым интересным, как мне тогда казалось, был вопрос финансов Нины Бретт.
Мое предположение, что Нина специально затронула в своей записке тему банковских счетов, чтобы Борис опустошил их, чтобы деньги не достались мошенникам, преступникам, с которыми она была каким-то образом связана (или все же похищена ими), не казалось мне таким уж и абсурдным. С другой стороны, я этим советом ставил самого Бориса в трудное положение — предполагалось, что все деньги, к которым у него был доступ, имелись в виду российские банки, он переведет на свои счета.
— Если Нину будут искать и заберутся в ее банк, то увидят, что я перекачал все ее деньги себе. И тогда меня арестуют, — сказал он и был прав.
Очень важным обстоятельством было и то, что с тех пор, как пропала Нина, ни один рубль не был снят с ее счета при помощи банкомата.
— Если бы она была с похитителями, то ее по-любому бы заставили снимать деньги до тех пор, пока это было возможно, — рассуждал Борис, цепляясь за последнюю надежду считать ее пусть влюбленной, но не выкраденной преступниками. — С другой стороны, почему же она сама-то не снимает? Судя по ее поведению в Лопухине, она запасалась едой и одеждой, как человек, попавший в трудное положение, без денег… Может, потеряла карточки? Скорее всего… А в банк пойти не может, потому что все паспорта оставила дома…
Я предложил перевести деньги на счет ее преподавателя Наталии Петровны Самсоновой, но Борис сразу же отмел эту тему. Не стоило пугать женщину, начнутся вопросы. К тому же в случае смерти Самсоновой (всякое может случиться) кто станет ее наследником, кому в конечном итоге перейдут деньги Нины? Связываться с чужими людьми — глупо, это правда.
— Борис, я все-таки считаю, что по возможности как можно больше средств вы должны перевести на свое имя. Так они хотя бы будут находиться в безопасности. А Нина… она скоро найдется…
И только после этого я предложил размягченному надеждой Борису свой дичайший и отчаянный план, направленный на то, чтобы, скрывая ее отсутствие, как можно дольше поддерживать среди окружения Нины миф о ее усиленной подготовке к гастролям, подготовке, требующей ее уединения, спокойствия. Что как будто бы она занимается где-то за городом, в снятой специально для этой цели даче. Не в Лопухине, где ее вряд ли оставили бы в покое ее друзья и знакомые, а совершенно в другом, тайном месте. И тогда, оценив мою идею, Борис признался мне в том, что он и сам сделал кое-что в этом же направлении — обманул следователя Китаева, занимающегося поиском пропавшего чиновника Кузнецова и разыскивающего Нину как свидетеля, сказав (точь-в-точь, действуя в соответствии с моим планом), что ее пока что не стоит тревожить, поскольку она репетирует…
Нина исчезла, мы не знали причину этого, но только ради нее, ради ее будущего, не теряя надежду на ее благоразумие, цепляясь за любую возможность как-то помочь ей, сохранить ей имя, пока еще не очерненное дурно пахнущими версиями зубастых и злых журналистов, мы решили ее воссоздать, придумать, нарисовать, слепить. Она должна быть где-то рядом при полном ее физическом отсутствии.
— Ваша домработница Лена? Она согласна? — Он не разозлился, чего я боялся больше всего, напротив, он ухватился и за эту возможность превратить мою домработницу и няню Лену в Нину Бретт.
— Мы оденем ее в наряды Нины, я попрошу своего профессионального фотографа заснять вас двоих, входящих, я не знаю, в ресторан или театр… Да мало ли какие сюжеты можно будет придумать, когда есть женщина, которую мы представим как Нину! — я входил во вкус. — Главное, чтобы не видно было ее лица… Сначала будет как бы акварель, понимаешь?
Я постоянно сбивался, обращаясь к Борису то на «вы», то на «ты».
— Какая еще акварель? — Борис смотрел на меня глазами больного пса. — Я не понимаю.
— Вы с ней будете то здесь, то там… Вроде она в Москве, посещает выставки, концерты… А потом нарисуем портрет маслом — у вас будет помолвка! И я закажу такой фотоколлаж с вашего праздника в Лопухине, что ты, Боря, и сам поверишь, что Нина здесь, с нами.
