Большая черная дыра в моей памяти так и оставалась дырой с того момента, как мы выехали с парковки ресторана «Дункан», и до того момента, как я уже находилась в этом доме, больная, униженная, несчастная. Это там, очнувшись, я узнала, что стала порнозвездой. Кто-то хорошо заплатил тем людям, которые были связаны с «маской» и той женщиной, что забирала нас с Кузнецовым из «Дункана», чтобы уничтожить меня как певицу. Хорошо еще, что горло не сожгли какой-нибудь кислотой…
Я смутно помнила, как проводила время в этом доме. Мне постоянно хотелось вымыться, я несколько раз принимала душ, лежала в горячей ванне… Конечно, мне вкатили наркотик, иначе я не выглядела бы на том ужасном видео пьяной. Да-да, это был не алкоголь, точно. Да и вены мои на сгибах рук были истыканы иглой, подпорчены кровоподтеками, черными синяками. Думаю, что, если бы я не прибила эту суку в маске (иначе ее и не назовешь!), то меня бы не пощадили. И дело действительно было не в выкупе. Все было сложнее, чудовищнее, опаснее.
Вот только куда делся Сергей? Если бы я могла, то узнала бы обо всем из интернета, да только боялась узнать там кое-что страшное про себя. Я честно боялась, что не выдержу этого, свихнусь. Иногда на меня накатывало, и мне казалось, что я куда-то проваливаюсь, в какую-то черноту… Так было по ночам, во сне…
— Мила? Ты слышишь меня? Что с тобой?
Я открыла глаза и увидела Анфису. Лицо ее было испуганным.
— Ты потеряла сознание, — сказала она. — Извини, что нагрузила тебя…
Оказывается, я действительно потеряла сознание и соскользнула со стула на пол.
— Это нервы. Извини… Я не знала. Что ты такая чувствительная. И надо было мне рассказывать про Юру!
И тут я вспомнила, что послужило причиной моего обморока. Белая «десятка» Юры, предполагаемо утопленная в озере. Там же, где я утопила красный «Фольксваген» «маски».
— Выпей чайку сладкого, — Анфиса усадила меня за стол, поднесла ко рту чашку с еще теплым чаем.
Я сделала несколько глотков.
Мне было стыдно за то, что я, погрузившись в свои проблемы (а заодно и нагрузив ими Анфису), ничего-то не знала о трагедии в ее личной жизни. У меня-то, слава богу, все были живы и здоровы. А вот что стало с ее Юрой — большой вопрос.
— Знаешь, лучше уж он сбежал бы с Ольгой. Только был бы жив, — она снова словно услышав мои мысли, ответила в самую точку. Удивительно, и как это ей удается проникать в мои мысли? Может, она, забравшись в мое сознание, уже давно видит меня стоящей на сцене и исполняющей арии? Может, даже чувствует аромат цветов, которыми меня просто заваливали мои поклонники? Или… видит Бориса, который мечется сейчас по Москве, пытаясь разыскать мои следы? И где Кузнецов? Почему я до сих пор ему не позвонила?
Хотя… позвони я ему, как он сразу же примчится сюда, ко мне, а заодно узнает, что со мной произошло (или уже все знает)… И тогда я потеряю не только моего Бориса, но и Сергея.
Так. Стоп. Жив ли Борис?
— Мила!
Анфиса снова подхватила меня. Голова закружилась, мне стало дурно. Вот что значит — оглядываться назад, пытаться проникнуть в суть проблемы. Думаю, еще рано, я еще не готова.
— Да ты же вся белая… Ни кровинки на лице! Может, вызовем доктора?
— А что, здесь есть доктор, который может приехать, как в городе? Типа участкового? — Я знала, что несу полную чушь, но очень уж хотелось переключиться на другую тему, а заодно переключить и Анфису.
— Да, конечно. Причем хороший доктор, его зовут Савва Иванович Кашин. Он живет в Белом, но ездит по селам.
— Нет-нет, уже все прошло.
— Я посижу еще с тобой?
Вот как так получилось, что присутствие Анфисы согревало меня, что мне куда спокойнее было, когда она была рядом со мной, пусть даже и рассказывала бы свои страшилки, гремела посудой, заваривала чай, шумела, прибиралась, делилась бы своими мыслями, да пусть даже и заваливала вопросами?! От нее исходило тепло, которого мне так не хватало. К тому же я ей доверяла. На все сто!
Пока она мыла чашки, я легла на диван, укрылась одеялом и закрыла глаза. Какая-то прозрачная, почти неосязаемая мысль крутилась в голове, подталкивая меня к какой-то картинке, впечатлению, образу… И началось это, когда я услышала про озеро.
— Как называется озеро? — спросила я, даже не подумав о том, что возвращаю течение мыслей Анфисы в темное русло ее трагедии.
— Графское, — ответила она, аккуратно укладывая вымытую и вытертую посуду в шкаф. — Там история такая… В далекие времена наша деревня принадлежала графу Пожарскому, и случилась там какая-то темная история с его сыном, который, как это водится, обрюхатил крепостную девушку, а та любила другого парня, и когда тот узнал, что она беременная, потащил ее к озеру и утопил. А девушка эта, как только ее тело коснулось черной воды, сразу же превратилась в черную змею и ушла в озеро. И с тех самых пор, говорят, всех потомков этого графа, которые только приближаются к озеру, эта самая черная, древняя змея кусает, и они умирают. Вот такие дела.
Я вздохнула. Час от часу не легче.
— Вот мне интересно, почему она кусает потомков графа, а не того парня, который утопил ее? Разве он не понимал, что она — как бы вещь, принадлежащая графу, а потому не виновата в том, что ее, по сути, изнасиловали?
— Так это же легенда, — грустно усмехнулась Анфиса. — Просто я подумала, а что, если мой Юрочка был как раз одним из потомков Пожарских, и его укусила черная змея? Укусила, а потом уволокла в озеро?
— Анфиса! — воскликнула я, не понимая еще, шутит ли она или говорит всерьез. — «Десятку» тоже змея уволокла?
Анфиса вдруг улыбнулась, и на щеках ее образовались ямочки.
— Совсем запугала я тебя, да?
И тут клубок из моих обрывочных мыслей и картинок вдруг превратился в обложку книги, черно-зеленую, матовую, изображавшую чернеющее под мрачноватыми изумрудного цвета ночными облаками озеро с белой лунной дорожкой, и лоснящуюся спину извивающейся черной змеи, уже наполовину ушедшей под воду… Ну, точно! Как-то на днях я держала эту книгу в руках! Она была новая, читатели пока что не обратили на нее внимания, да и я тоже, потому и поставила на самую верхнюю полку отдела с детективной литературой — не дотянешься, потому как все остальные полки были заняты потрепанными книгами известных российских и зарубежных авторов. Вот только автора этой, новой книги, жанр которой я тоже определила как криминальный, из-за названия (что-то там про убийство), я не запомнила.
Анфиса, девушка практичная и работящая, ни минуты не могла сидеть сложа руки. А потому еще давно принесла ко мне корзинку с вязаньем. Вот и тогда, опасаясь, как бы со мной еще чего-нибудь не случилось, она осталась у меня, села в кресло рядышком и принялась за свое вязание. Это были шерстяные красные носочки.
Спицы тихонько постукивали-потрескивали, и звук этот успокаивал, умиротворял меня. Анфиса казалась такой домашней, милой, и я, глядя на нее из-под ресниц, думала о том, насколько же сильной надо было ей быть, чтобы, пережив исчезновение любимого человека, не погрузиться в депрессию, а продолжать жить, работать, помогать мне, заботиться о синеболотских женщинах-кружевницах, обеспечивая им сбыт рукоделия и стараясь скрасить их досуг книгами, мечтами о деревенском театре.
