Работая над вторым заданием, Первое управление выдвигало вариант, основанный на «Минском». Предполагалось инсценировать его переход обратно на Запад и добиться встречи «Минского» с Околовичем. Юношу, только недавно ставшего совершеннолетним, перевезли на дачу МВД под Москвой и начали ежедневно убеждать, что самая лучшая из его возможностей послужить государству – это убить Околовича.
Руководители Девятого отдела, генералы Судоплатов и Эйтингон, базировали свои планы на заброске в Западную Германию немецкой агентуры для выполнения задания. Поскольку папка принадлежала Первому управлению, в ней не было подробных данных о планах Девятого отдела.
Потом Берия был «разоблачен», и работа в органах госбезопасности временно затихла. Только когда пришло новое, послебериевское руководство МВД, планы борьбы с НТС были снова извлечены на дневной свет.
Уход Берии не вызвал изменений в линии работы МВД. Начальник Первого управления Федотов и его заместитель Грибанов по-прежнему выдвигали план ликвидации Околовича с помощью «Минского». У них тем временем прибавились новые сведения об Околовиче. В папке имелись донесения агента под псевдонимом «Вольф». Настоящего имени агента не упоминалось, но из донесений можно было понять, что работал он с советской разведкой недавно и вступил по ее заданию в НТС. «Вольф» жил в Западной Германии. Его жена, названная в документах своим настоящим именем, Е. Ханиш, перевозила донесения «Вольфа» в восточную зону. В одном из рапортов «Вольф» рассказывал о собрании НТС, на которое ему удалось попасть. Описывал обстановку в организации в той степени, в которой это было ему доступно по разговорам со случайными друзьями.
Затем «Вольф» получил, очевидно, задание проникнуть в закрытый сектор. В донесении, датированном июлем, «Вольф» сообщал, что достал номер служебного телефона Околовича, работающего в агентстве РИА на Кронбергер штрассе 42. Предупреждал, что, вызывая Околовича по телефону, его нужно спрашивать только по имени-отчеству. «Вольф» затем подтверждал домашний адрес Околовича, Инхайденер штрассе 3, добавлял некоторые детали о расположении квартиры, входах и выходах и о табличке с кнопками на парадном подъезде. Кроме того, «Вольф» приводил номер машины Околовича и ее марку. В конце письма «Вольф» еще раз настойчиво просил своих советских хозяев работать с ним поосторожнее и не торопить с результатами. Он чувствовал, что НТС ему не особенно доверяет. Так, например, указывал «Вольф», на днях ему звонил Околович и подробно расспрашивал, есть ли у его жены брат Вернер Риб в восточной зоне. «Я не знал, что ему известно, – писал «Вольф», – и поэтому сказал правду». Далее «Вольф» выражал уверенность, что, если ему дадут достаточно времени, он сумеет подобраться к Околовичу совсем близко и, может быть, даже проникнуть в закрытый сектор.
В конце донесения была краткая приписка какого-то капитана Никонова: «Это донесение было привезено Е. Ханиш в плитке шоколада на встречу в Остербург 7.7.53». Рядом синим карандашом кто-то, очевидно, старший офицер, добавил: «Проверить обстановку с В. Риб. Принять меры по маскировке его окружения». И, наконец, в самом низу чьим-то размашистым почерком: «Вольфа в прямые действия пока не включать. Нужен для наблюдения за объектом». И вместо подписи инициалы – А.Г.
В папке лежала фотография, присланная «Вольфом» совсем недавно. Я взял ее в руки.
На снимке несколько людей, сидящих вокруг обеденного стола, улыбались в объектив. Над каждым из них карандашом были проставлены стрелочки и номера. На обороте фотокарточки номера расшифровывались. «Вольф», круглолицый и лысеющий мужчина в рубашке с расстегнутым воротом, сидел у левого угла стола. Дальше была жена Околовича и сам Околович. Остальные люди на снимке меня не интересовали.
Фотография была снята, судя по донесениям «Вольфа», совсем недавно. Околович на ней совсем не походил на человека, изображенного на розыскных карточках тридцать девятого года. Продолговатость лица осталось, но оно похудело, осунулось и сильно постарело. Две глубокие складки, сжимавшие рот с обеих сторон, говорили о тяжести пережитого. Лицо было снято чуть в профиль, и нос казался большим. На его горбинку были приспущены сильные очки в роговой оправе. Околович улыбался, и его глаза имели добродушное выражение.
Я внимательно вглядывался в фотографию. Этому человеку столько революционеров доверили и доверяют свою жизнь. Теперь его собственная жизнь попала в мои руки. Значит, моя ответственность становится двойной…
Я запер дела в сейф и посмотрел на часы. Было уже шесть часов.
Пчела между стеклами все еще делала свои бесконечные попытки подняться к форточке. Я взял из пепельницы веревочку, брошенную Ивановой и привязал к ее концу скрепку потяжелее. Пчела не понимала, что это сооружение спущено к ней для оказания срочной помощи. Она убегала от скрепки и продолжала рваться к форточке по стеклу. Несколько раз она начинала работать крыльями, но это ей не помогало. Я вспомнил, что на ночь пчелы засыпают. Лучше было оставить ее в покое до утра. Сухую конфетную крошку она не трогала. Я капнул на конфету воды через внутреннюю форточку. Пусть подкрепится, а завтра посмотрим…
Сдав дежурному ключ от комнаты, я вышел к Крымской площади, остановил такси и поехал домой.
Часть третья
Именем совести
Глава 11
Яна кормила Алюшку тертой морковью. Каждый день в половине седьмого вечера совершалась эта процедура, и каждый раз малыш одинаково упрямо мотал головой. Заслышав мои шаги, Яна спросила: «Коля?» – не отрываясь от сложного занятия. Потом обернулась и, увидев мое лицо, вздрогнула.
– Что-нибудь случилось? – спросила она, вытирая наспех Алюшкин подбородок.
Я подсел к столу:
– Не знаю, как тебе ответить. И да, и нет. Во всяком случае, новости очень плохие…
Алюшка подавал отчаянные сигналы, что хочет ко мне на руки. Я взял было ложку с морковью и придвинул свой стул. Яна отвела мою руку:
– Не надо. Он сегодня хорошо поел. Давай лучше посадим его в кровать.
Сын попытался протестовать, но Яна дала ему любимую игрушку – алюминиевый дуршлаг. Мы смогли присесть на диван и поговорить под аккомпанемент ударов дуршлага о перекладины кровати.
– Мне приказано принять участие в организации убийства, – начал я.
– Опять… – с болью вырвалось у Яны.
– Опять… Только на этот раз возможностей для прямого отказа нет. Мне слишком многое успели рассказать. И потом, после прошлогодней истории с похожим делом я обязан быть очень осторожным.
– Что же нам делать?
Я задумался. В водовороте нахлынувших событий я не успел еще задать себе такой вопрос. Я так и ответил Яне:
– Не знаю пока. Ждать, наверное, что будет дальше. Ясно только одно: наши надежды на то, что все изменится само собой к лучшему, были несерьезными. Советская власть не может измениться. Не может.
Яна молчала, опустив подбородок на ладони. Потом спросила, взглянув на меня особенно серьезно:
