– Кто он? Этот человек.
Я понял, что подчеркнутая серьезность взгляда была своеобразной просьбой об особой откровенности, но пойти на это я не мог.
– Не надо имен. Могу сказать, что он революционер, русский революционер, и, по-видимому, очень хороший человек.
Яна отозвалась, как эхо:
– Хороший человек или плохой, какая разница. Убийство есть убийство.
Я промолчал. Она продолжала:
– Может быть, я виновата. Нужно было, наверное, принять предложение Питовранова о работе в посольстве.
Я махнул безнадежно рукой:
– Что ты! В Париже тоже могли поручить организацию убийства. А Кутепов? А Мюллер? Разве не посольство разрабатывало и убирало их? Все одно… Нам просто очень не везет.
Яна качнула отрицательно головой:
– Дело не в невезении. Видимо, нельзя жить для одной самозащиты.
Я даже рассердился:
– Причем тут самозащита?! Самозащищается здесь только советская власть.
Яна усмехнулась горькой улыбкой:
– Да я не об этом, Коля. Нельзя оставаться в стороне. Вот в чем дело. Этому, наверное, нас и учат. Всех… Только для нас троих это, пожалуй, конец.
Я пожал плечами:
– Ты заговорила, как Володя Ревенко.
Яна тряхнула головой, как бы отгоняя мою неудачную фразу, и возразила:
– Я не знаю, что ты имеешь в виду. Но если ты не видишь выхода, то я его тем более не могу найти. По-моему, остается только одно: сказать твоим начальникам правду и принять, что нам полагается. А что касается Алюшки, то еще неизвестно, что для него лучше, – иметь трусливых родителей или…
– Подожди, – прервал я ее. – Не спеши с решениями. Время еще есть. Рубить с плеча рано. Посмотрим, как будут развиваться события.
Когда я снова пришел в особняк в Турчаниновском, пчелы между стеклами окна в моей комнате уже не было. Она, наверное, набралась за ночь сил и улетела. Форточки остались открытыми, и даже конфетная крошка по-прежнему лежала в углу между рам. Было приятно, что пчела спаслась, но и чуть-чуть обидно, что она так свободно обошлась без моей помощи.
Я вытащил из сейфа материалы по Околовичу, чтобы проверить, не пропустил ли вчера чего-нибудь важного. Вошел Студников. Настроение его улучшалось с каждым часом. Очевидно, дела Девятого отдела шли хорошо.
– Привет, привет! – поздоровался Студников. – Изучаете вашего подопечного? Правильно делаете. Подопечный очень интересный. Между прочим, ваше назначение на руководство операцией – свершившийся факт. Знаете, мы вчера здорово с Первым управлением поспорили. Говорят: «Давайте одного Хохлова, а немцев не надо. Пусть «Минский» исполняет, а Хохлов руководит». Нам это, конечно, ни к чему. Я им так и сказал: «Поедут все трое, включая немцев, или – никто». И вопрос остался открытым. В этих делах главное – владеть собой. А сегодня утром они позвонили. Таким маленьким (миленьким?) голосом. Согласились на немцев. «Минского» ихнего мы, конечно, куда-нибудь в план пристроим. Я им обещал.
Я понимал, что происходит, но не удержался от замечания:
– Зачем же связываться с лишним человеком? Он, говорят, иностранными языками не владеет. Чего же включать русского в немецкий вариант?
Студников снисходительно улыбнулся. Ему еще раз стало ясно, что я не разбираюсь в сложной кухне обязанностей настоящего руководителя.
– Ну, что вы, Николай. Разве можно так ставить вопрос? Без «Минского» Первое управление совсем останется в стороне. Зачем же их оттеснять? Они Околовича столько лет разрабатывали, все материалы нам дают, да и в другой раз могут пригодиться. Нет, нет, быть эгоистами нам нельзя. Найдите «Минскому» какую-нибудь там рольку. Он же знает Околовича в лицо. Пусть будет вроде опознавателя…
Я решил позондировать почву:
– Столько идет разговоров о важности задания. Мне не совсем ясно. Ну, живет где-то в Западной Германии какой-то эмигрант. Занимается антисоветской пропагандой. Стоит ли связываться и рисковать ценной агентурой? Что такое Околович, в конце концов? Пылинка.
Студников покачал головой:
– Пылинки тоже разные бывают. Другая пылинка в горло попадет, человек задохнуться может. Я вижу, вы в деле еще не разобрались. Стоит поговорить об этих вещах именно сейчас. А то будете руководить операцией, в смысл которой не верите. Эта организация НТС единственная из эмигрантских, которой удается забрасывать людей на нашу территорию. На днях я читал сводку об одном случае под Краснодаром. Сбросили с неизвестного самолета двоих на парашютах. Они парашюты в лесу закопали и в кустах переночевали. Утром один из них вышел на опушку, а там лесорубы. «Здрасьте, здрасьте, я, мол, человек прохожий. Разрешите с вами перекурить». А потом вынул всякие листовки и попробовал лесорубам мозги туманить. Те сначала растерялись, да комсорг, парнишка потолковее, сообразил, в чем дело. Связали провокатора, и парнишка побежал в район. А тот посидел связанным да говорит: «Ребята, разрешите покурить. Я все равно теперь уже не убегу». Те сдуру ему руки и развязали. А он, вместо папиросы, угол своего воротника хвать, да в рот. Зубами какую-то ампулу раскусил и все. Милиция пришла, он уже готов: яд какой-то молниеносный. Следы их ночевки в лесу нашли, а второго и след простыл. Поймают, конечно. Но пока бродит где-то. Приятного в этом мало. Когда мертвого обыскали, выяснилось, что он из тех, которых Околович против нас бросает. Видите, какие люди. Фанатики они. Опаснейшие фанатики. А ты – пылинка. Для них Околович – символ.
Я понял многое из рассказа Студникова. Конечно, историю с парашютистами и ампулой не обязательно было принимать на веру именно так, как передал ее Студников. Она была, по-видимому, смесью правды и сознательных искажений, столь обычных для версий о «заграничных шпионах», распространяемых властью. Но манера, с которой Студников говорил об Околовиче и его людях, раскрывала кое-что другое. Мой начальник без колебаний причислял меня в свою собственную категорию. Категорию людей, для которых интересы и безопасность партии были решающими. С общечеловеческой точки зрения, личные качества Околовича и его людей могли заслужить если не одобрение, то, во всяком случае, уважение. В глазах студниковых эти качества служили гарантией того, что Околовича надо убить. Мой начальник не допускал мысли, что мне – сотруднику разведки, члену партии – личные качества Околовича могли послужить иной гарантией. Гарантией того, что этот человек должен остаться в живых.
Студников об этом не думал и продолжал давать руководящие указания:
– Итак, Франц и Феликс. Парни они боевые и с заданием справятся. Между прочим, мы решили привезти их в Москву на несколько недель. Вам удобнее будет работать с ними. Тренировку сумеем провести соответствующую – с первоклассными инструкторами. А потом пусть почувствуют, какое доверие им оказывается. Увидят столицу, походят по театрам, в общем, приобщатся к нашей жизни. Полезно перед таким ответственным заданием. Иванов на днях летит в Берлин, Олег Николаевич. Вы его знаете? Он утвержден руководителем нашей берлинской группы. Сейчас для нас самое главное – представить руководству толковый план и получить санкцию. Поэтому отрывать вас от письменного стола не будем. Иванов встретится с обоими молодчиками и привезет их в Москву. В самое ближайшее время.
