– Его величество не поверит в мою виновность! – горячо заявил Делагарди.
– Не поверит, – согласился я, – но и не забудет! И случись с вами какая-нибудь оплошность вроде той, что приключилась под Клушином, припомнит.
– У Горна осталась влиятельная родня.
– Нашли о чем беспокоиться, – хмыкнул я в ответ. – Его величество с подозрением относится ко всей аристократии. Одним поводом для подозрений будет больше.
– Ваше королевское высочество, а вы не хотите вернуться в Стокгольм? – напряженно спросил меня генерал.
– Хочу, – ответил я ему. – Очень хочу, я чертовски устал. За эту зиму мне удалось сделать очень много для возможного воцарения Карла Филипа, и мне больно видеть, как все эти усилия пойдут прахом из-за… вы знаете из-за кого. К дьяволу! Не хочу!
– Когда вы отправитесь?
– Ну, не сейчас. Мне нужно собраться, вывести свой полк, если Эстляндия никому в Швеции не нужна. Кроме того, сейчас будут штормы…
– Постойте, герцог, ваш полк находится на службе его величества, и это очень хорошо, что он так боеспособен. И Эстляндия Швеции тоже пригодится. Раз уж не получилось с Псковом, займемся Перновом. Мы со всем отлично справимся, а вы поезжайте в Швецию. Получите заслуженную награду. Конечно-конечно, вам нужно собраться, запастись подарками для родни. Я все понимаю и нисколько не ограничиваю вас.
– Только отстраняете от командования?
– Ну зачем вы так, просто освобождаю вас от лишних хлопот.
Голос Делагарди сочился патокой, так что его можно было мазать на хлеб.
– А черт с вами! И правда, займусь своими делами. Считайте, что вы меня уговорили.
– Вот и славно!
Остаток зимы пролетел в хлопотах. Как-то само собой получилось, что за время жизни в Новгороде я оброс кучей имущества. Терем со службами, амбары, полные припасов, холопы из пленных. Всем этим немалым хозяйством железной рукой правила Настя. И что было со всем этим делать, непонятно. Ну, недвижимое имущество, положим, можно было продать, хотя и жалко. Реальную цену все одно никто не даст, а с другой стороны – зачем продавать? Война все равно когда-то кончится, начнется торговля. Чем мой терем не место для фактории? И Настя при деле будет, не тащить же ее с собой в Стокгольм. Катарина Карловна может не понять, точнее, абсолютно точно не поймет.
Перед отъездом я решил посетить Дерпт. Надо было попрощаться с войсками, которые я водил в бой, и отдать последние распоряжения. Своим заместителем я оставил оберст-лейтенанта Гротте.
– Хайнц, – сказал я ему, – этот полк для меня как ребенок, берегите его.
– Ваше королевское высочество, – отвечал мне старый вояка, – для меня большая честь командовать вашим полком. И я уверен, что еще не раз пойду в бой под вашим знаменем. Я… нет, мы все будем ждать вашего возвращения!
В Новгороде я загрузил местных медников и ювелиров заказами, и на прощанье каждый солдат получил от меня медный, а офицер серебряный памятный знак. Лебединое крыло, перекрещенное с мечом, обрамленные дубовыми листьями. Такой тонкий намек на разгром польских гусар. Денег ушло немало, но оно того стоило. Офицеры дали в мою честь прощальный обед, где было выпито немало кубков вина и произнесено множество пылких речей.
Что же, дела были закончены, и мне пора было уезжать. По-хорошему, следовало отправляться на север, в Нарву, благо весна вступила в свои права и навигация вот-вот должна была начаться, но я поехал через Новгород. Надо было напоследок заглянуть в Псков. Как ни трудно было это сделать без моего верного Клима, все же удалось связаться с Кондратом. Уж больно интересно мне было узнать, из чего ушлый ватажник подстрелил Горна.
Встретились мы неподалеку от Пскова, в лесу. С медведем дружись, а за топор держись, поэтому со мной был Болик и еще пара драгун, а Кароль с основным отрядом находился неподалеку.
Ватажник тоже пришел на встречу не один: пара бородатых мужиков мялась в стороне, делая вид, что любуется природой.
– Здрав буди, княже! – степенно поприветствовал меня Кондратий.
– И тебе не хворать, – кивнул я ему в ответ. – Спасибо, что пришел, что скажешь о моей просьбе?
– Да как не прийти, коли такой большой человек честь оказывает, – усмехнулся ватажник. – И просьбу после всего, что ты, князь, для Пскова сделал, грех не уважить. Только той пищали у меня нет, уж не обессудь, но мастера я знаю, и, услышав про твой интерес, заказал ему такую же. Вот, прими, княже.
С этими словами Кондрат сделал знак, и один из его подручных подошел, держа в руках увесистый сверток. Развернув, он протянул мне его с поклоном. Я, соскочив с коня, принял сверток и стал внимательно осматривать лежащее в нем оружие. На первый взгляд это была обычная пищаль с фитильным замком, разве что чуть более украшенная, чем обычно. Но, заглянув в ствол, я понял, что не ошибся: он был нарезным. Бог весть какого шага, но нарезным, причем местной работы.
– Спасибо, Кондрат, уважил! Что ты хочешь за сию пищаль?
– Помилуй, княже, это подарок, прими, не обижай!
– Обидишь тебя, паразита, – усмехнулся я в ответ. – Но коли так, то ладно. Благодарствую, да только чем мне отдариться? На-ка вот, держи.
С этими словами я вытащил из-за пояса небольшой, но очень изящный пистолет, когда-то принадлежавший молодому Юленшерне. Кондрат явно обрадовался подарку, довольно ценному при его профессии. И, не переставая кланяться, подал еще пулелейку, пороховницу и железный шомпол с молотком.
– Хорошая пищаль, добро бьет, перезаряжать только мешкотно, – приговаривал он при этом. – Ну, прощай, князь, авось когда-либо свидимся.
– Кто знает, кто знает, прощай и ты.
Завернув подарок и принадлежности обратно в сверток, я подал его Болику, чтобы он приторочил его к седлу запасного коня. Болеслав аккуратно пристроил новый сверток между сумками с припасами и гитарой, которую я в последнее время часто таскал с собой. Частенько накатывавшее минорное настроение требовало выхода. В таких случаях я брал в руки инструмент и перебирал струны, отгоняя меланхолию.
Закончив работу, Болик обернулся и, наткнувшись на меня, встал как вкопанный.
– Болеслав, нам никак не получается поговорить с тобой в последнее время, – проговорил я, глядя ему в глаза. – Что тебя гнетет, парень? Неужели панна Агнешка нанесла тебе такую серьезную рану? Увы, в любви, как и на войне, не всегда получается побеждать, давно пора все забыть и идти дальше.
– Но ваше высочество всегда побеждает, – криво усмехнулся младший фон Гершов.
– Не всегда, парень, далеко не всегда! – ответил я ему. – Увы, я знал любовь многих женщин, но сам любил всего раз, и нам не суждено было быть вместе, так уж случилось.
– Вы говорите о Марте? – поднял глаза Болик.
Я в ответ лишь вздохнул – не рассказывать же, в самом деле, ему об Алене, которая еще даже не родилась.
