Ловко поднимаясь на ноги, наш друг бросает на нее взгляд, одергивает пиджак и, касаясь узла галстука, цедит сквозь зубы:
– За восемь, Женщина-Кошка…
Мы с Эриком переглядываемся. Меня разбирает смех. Это дуэль титанов. Тогда девушка улыбается, не устрашаясь присутствием такого типа, как Бьорн, озорно пробегает по его телу своим голубоглазым взглядом и говорит, надевая очки-авиаторы:
– Не смеши меня, Джеймс Бонд. – Затем, глядя на меня и Эрика, поясняет: – У вас три варианта. Первый – это я. Второй – это Джеймс Бонд. А третий – это ждать, когда приедет скорая. Решать вам.
– Я выбираю первый, – решительно отвечаю я.
Бьорн изумленно протестует, а она с победной улыбкой смотрит на Эрика и говорит:
– Иди за мной.
Эрик смотрит на меня, и я киваю. Он знает, что до больницы ехать около сорока минут, но я почему-то верю, что, если Мэл сказала, что мы туда доедем за двенадцать, значит, так и будет. Эрик берет меня на руки и бежит через весь торговый центр. Когда мы выходим, нас ждет впечатляющий «Хаммер». Садимся в него, и, когда Бьорн тоже собирается сесть в машину, девушка останавливает его и говорит:
– А ты лучше езжай на своем «Астон Мартине».
Тут же закрывает дверь, и «Хаммер» выезжает на всей скорости. Мэл смотрит на нас.
– Сейчас 16:15, в 16:27 мы будем на месте.
Боль возвращается. Она очень сильная, но мне удается ее сдержать. Эрик и Мэл заставляют меня дышать, и я с благодарностью принимаю их внимание, в то время как машина летит на всех парах и ни разу не сбавляет скорости.
Когда мы останавливаемся, слышу голос водителя:
– Мы приехали.
Эрик ударяется с ним руками и с широкой улыбкой шепчет:
– Спасибо, дружище.
Когда я выхожу из машины, у входа в больницу нас ждет Марта и, усадив меня на кресло, говорит медсестре:
– Предупредите родильное отделение, что приехала сеньора Циммерман. – Затем, глядя на меня: – Поехали, моя чемпионка, как только ты родишь, отпразднуем это в «Гуантанамере».
– Марта, не перегибай, – возражает Эрик, а я смеюсь.
Ко мне подходит Мэл:
– Сейчас 16:27. Я обещала, что довезу тебя сюда за двенадцать минут, и я выполнила свое обещание. – Я расплываюсь в улыбке, и она добавляет: – Была рада с тобой познакомиться, Джудит. Надеюсь, что все будет хорошо.
Крепко сжимаю ей руку и, не отпуская ее, говорю:
– Спасибо тебе за все, Мэл.
С очаровательной улыбкой она отвечает:
– Если у меня завтра будет свободное время, заеду познакомиться с Медузой, ладно?
– Будем очень рады, – отвечает Эрик с благодарностью.
– Возьмешь с собой Саманту? – спрашиваю я.
Мэл с улыбкой кивает. Через мгновение девушка садится в машину и исчезает. Мы входим в больницу, и меня сразу отвозят в родильное отделение, в очень красивую палату.
Приходит мой гинеколог и говорит, чтобы я не беспокоилась о будущем Медузы. Все будет хорошо. Затем она засовывает в меня руку и причиняет мне такую боль, что у меня искры сыплются из глаз. Проклинаю всех ее родственников. Эрик крепко меня держит и страдает вместе со мной. Женщина вынимает из меня руку и сообщает, снимая перчатки:
– Ты раскрыта на четыре сантиметра. – И, увидев мою татуировку, говорит: – Ну и ну, Джудит, какое у тебя сексуальное тату.
Я киваю головой. У меня все болит и вовсе не хочется улыбаться. Эрик взволнованно спрашивает:
– Доктор, все в порядке?
Она смотрит на него и жестом головы показывает: «Да».
– Все так, как должно быть. – Затем она ощупывает мою ногу и, дав мне успокаивающий шлепок, добавляет: – А теперь расслабься и попробуй отдохнуть. Я очень скоро к тебе вернусь.
Когда она уходит, смотрю на Эрика, и у меня дрожит подбородок. Увидев это, он быстро произносит:
– Нет, нет, нет, только не плачь, моя чемпионка.
Он обнимает меня, и я, чувствуя, что боль возвращается, возмущаюсь:
– Это чертовски больно.
Беру Эрика за руку и скручиваю ее с такой же силой, с какой у меня все сжимается внутри, но, несмотря на то что делаю ему больно, он не протестует. Он терпеливей, чем я. Когда боль стихает, смотрю на него и шепчу:
– Эрик, я не могу. Я не переношу боль.
– Ты должна это сделать, дорогая.
– Хрена лысого! Скажи, чтобы они уже сделали мне эпидуральную анестезию. Пусть они вытащат из меня Медузу, пусть сделают что-нибудь!
– Джуд, успокойся.
– А я не хочу! – кричу я вне себя от злости. – Если бы ты испытывал такую боль, я бы перевернула землю с ног на голову, чтобы она у тебя прошла.
Сказав это, понимаю, что я стала злой. Эрик этого не заслуживает. Крепко сжав его руку, притягиваю его к себе и, всхлипывая, шепчу:
– Прости… прости, дорогой. Никто в целом мире не заботится обо мне лучше, чем ты.
Он, не обращая внимания на мои ругательства, говорит:
– Успокойся, малышка…
Но мое ангельское и спокойное состояние быстро проходит. Боль опять возвращается, и я, выкручивая ему руку, цежу сквозь зубы:
– Боже мой… Боже мой… Опять начинается эта чертова боль!
Эрик вызывает медсестру и просит ее об эпидуральной анестезии. Женщина видит, что я в истерике, и сообщает, что не может мне ее сделать без разрешения врача. И я начинаю материться. Осыпаю матами абсолютно всех. Конечно же, по-испански, чтобы меня не поняли. С каждым разом боль становится сильнее, и я не могу ее терпеть.
Я – плохая больная…
Я – плохой собеседник…
Я – все наихудшее…
Эрик пытается отвлечь меня, приговаривая тысячу ласковых слов. Заставляет меня дышать, как нас учили, но я не могу. Я так сильно сжимаюсь из-за боли, что не понимаю, дышу я, пищу или матерю всех родственников больничного персонала.
Я потею…
Я дрожу…
Чувствую новый спазм…
Сжимаю руку Эрика, который подбадривает меня дышать.
Дышу… дышу… дышу.
Боль снова утихает. Но с каждым разом она возникает все чаще и становится все сильнее.
– Я умира-а-а-а-ю, – тяжело вздыхаю я.
Эрик вытирает мне лицо влажным полотенцем и говорит:
– Любимая, задержи взгляд на одной точке и дыши.
Делаю это, и боль стихает.
Но когда она возникает снова, я, предвидя, что он в энный раз скажет задержать на чем-нибудь взгляд, с силой хватаю его за галстук, притягиваю к своему лицу и рычу, вне себя от ярости:
