– Привет, Кайса, это ты? – удивленно спросила Бенте.
– Я только хотела забежать и узнать, как у вас дела.
– Заходи.
Кайсе показалось, что Бенте не очень хотела этого, но не стала отказываться от приглашения.
Кайса и Бенте уселись за большой островок в центре кухни. Все было как и раньше, убранная, сияющая чистотой кухня, начищенные до блеска столешницы, нигде ни тени беспорядка. Словно жизнь никак не изменилась.
Но что-то все-таки изменилось, а что именно, Кайса пока не могла понять.
Кайса изучала ее лицо, пока Бенте говорила о том, как тихо стало в доме, как она вздрагивает каждый раз, когда звонят в дверь или пищит телефон. А вдруг это сообщение, что полиция нашла Туне? Бенте ждала и надеялась, что произойдет чудо: Туне найдут, она будет обессилена, но жива, не ранена, «самые худшие опасения» не подтвердятся.
Она неплохо держится, подумала Кайса. Но все же она другая, чем когда мы говорили с ней в последний раз. Может быть, потому, что Дага тут нет? И все-таки нет, дело в ней самой. Ее настрой несколько переменился.
– Что-то случилось? – спросила Кайса, изучающе посмотрев на Бенте.
– Случилось? В каком… смысле? – ответила она отрывисто, беспокойно заерзав на стуле.
– Мне просто показалось, что…
– Нет, – перебила Бенте. – Ничего не случилось. К сожалению.
Она на мгновение встретилась взглядом с Кайсой и передвинула два подсвечника для плавающих свечей «Коста Бода».
58
Бенте Рисе закрыла за Кайсой дверь, прошла несколько шагов к лестнице, села на ступеньку и уткнула лицо в ладони. Она не издавала ни звука, только судорожное подергивание плеч выдавало, что она плачет.
Два дня назад Даг получил письмо. Без марки. Обычно Бенте забирала почту, и она сразу позвонила ему. Он не хотел, чтобы она открывала письма, адресованные ему.
Он тут же приехал домой.
Там была фотография Туне. Она сидела, держа в руках вчерашний номер «Суннмёрспостен». Определить, где сделан снимок, было невозможно.
– Она жива! – радостно воскликнула Бенте. – Туне жива!
Даг перевернул фото и прочел надпись на обратной стороне, и на секунду на его лице отразилось сомнение.
– Ты не рад? – спросила она.
– Конечно, рад.
– Мы должны связаться с полицией, – сказала Бенте.
Он сделал резкий вдох и сказал:
– Нельзя, тут написано, что мы не должны вмешивать полицию. Жизнь Туне будет в опасности, если мы привлечем ее.
Она хотела взять фотографию у Дага, убедиться, что Туне в порядке, но он отдернул руку.
Бенте была совершенно измотана. Она совсем запуталась. Она думала о других письмах, которые получил Даг. Ни на одном из них также не было марок.
Когда пришло первое из них, в конце мая, Бенте тут же подумала, что оно от Сиссель, и по Дагу она увидела, что содержание ему не понравилось. У него началось то слабое подергивание около глаза, которое случалось, когда он раздражался. Он взял себя в руки и выдавил снисходительную улыбку:
– Ничего важного. Еще одна жалоба на то, чтобы мы поменяли цвет краски на молельном доме.
Бенте хорошо знала его и сразу же увидела, что он лжет.
В ту ночь она лежала без сна и, подождав, пока Даг крепко заснет, встала, пробралась в коридор и нашла конверт во внутреннем кармане его куртки. Письмо было от Сиссель. Там было про грех, вину, признание и прощение. «Ибо возмездие за грех – смерть, а дар Божий – жизнь вечная во Христе Иисусе, Господе нашем» (К римлянам, 6:23).
Зачем Даг сказал, что там было про цвет молельного дома?
Позже он получил еще два письма. Их она не нашла, но подумала, что они тоже от Сиссель. Что она имела в виду под «возмездием за грех»? Какая еще вина?
Бенте скучала по Туне, скучала по возможности прижать ее к себе, погладить по волосам, ощутить ее руки вокруг своей шеи.
«Дитя мое», – беззвучно плакала она целыми днями.
Бенте вошла в их огромный дом, наедине со своими мыслями, ощущая себя как часть обстановки. Декорации Дага. Спросила его: что-нибудь произошло? Он сделал что-нибудь, связался ли он с тем или теми людьми, кто держит Туне в плену.
Он занимается этим. Во всяком случае, она ничем помочь не сможет, сказал он.
Когда она спросила, не лучше ли будет все же сообщить в полицию, он крепко схватил ее за локти, так крепко, что стало больно, и сказал, что она не должна рассказывать про фотографию никому. В его глазах было отчаяние. Она никогда не видела его таким и подумала, что он боится, что Туне убьют, если он совершит ошибку. Но Даг не утешал Бенте, вел себя так, словно исчезновение Туне не касается ее в той же степени, что и его. «Да и что в этом такого необычного? – с горечью подумала она. – Он всегда так относился ко мне».
Хуже всего было то, что ей некому было довериться, не от кого ощутить сочувствие, когда делишься с кем-то своими переживаниями, самыми сокровенными, самыми тяжелыми мыслями. Подруги заходили каждый день, но что они могли сказать ей в утешение? Ничего. И никто не мог развеять ее страх, который парализовал ее морально и физически.
Каждый день она размышляла, не позвонить ли ей Вегарду, ведь между ними установилась совершенно особенная связь, когда он делал плотницкие работы у них дома. Она никогда не болтала и не смеялась так много с мужчиной. Жизнь изменилась, стала светлее и легче в те недели, когда он был там, потому что она почувствовала себя женщиной. Она даже флиртовала с ним, что совершенно на нее не похоже. Как-то она вошла в ванную, когда он работал там, протянула ему чашку кофе, спросила, как идет работа. Он повернулся и оказался всего в полуметре от нее. И вдруг она ощутила почти непреодолимое желание поцеловать его. Она не сделала этого, конечно же, не сделала, но почувствовала, как надоевший, скучный и монотонный мир, в котором она существует, исчезает, когда рядом Вегард.
Иногда они встречались по вечерам на его яхте, просто сидели и болтали. Она не переставала думать о нем каждый день, несмотря на постоянный страх за Туне. Ей должно было быть стыдно, ею завладели греховные мысли и чувства.
Но стыдно ей не было. Ни на йоту.
Фотография Туне дала ей новую надежду, новые силы, но неизвестность терзала ее. Она представляла себе ту фотографию Туне, ее застывший взгляд. Мысль о том, что с ней могли случиться самые ужасные вещи, была невыносимой. И в то же время фотография вселяла в нее надежду. Туне жива.
Кайса смотрела на нее как-то странно, спросила, не случилось ли чего, словно она была провидицей. На мгновение Бенте чуть не поддалась желанию открыться ей. Но она помнила наставление Дага. К тому же муж Кайсы – полицейский, поэтому этого делать нельзя.
